— Хм, — парень выгнул бровь, опуская оружие и насмешливо ее разглядывая. — Поверю на слово, русалочка!
* * *
Когда вернулась к своему убежищу, заметила, что Бероев что-то поспешно убрал в карман жилетки. Какой-то конверт, сложенный то ли пополам, то ли вчетверо. Похоже — невскрытый. От самого же парня веяло тревогой и неуверенностью. Показалось, что страхом, но это было нелогично — бояться тут нечего. Значит, неуверенностью.
Дара опять прислушалась к своим ощущениям, к восприятию окружающего, к новым впечатлениям. Тут, у костра, рядом с её постройкой и вблизи Вадима она уже не чувствовала себя частью текущего потока жизни. Видимо голова переключилась на «городской» режим. На цивилизованное общение.
А если специально прислушаться?
Попыталась — что-то вроде бы и есть, по крайней мере, теплится внутри какая-то надежда вовремя почуять опасность. Но винтовку лучше положить поближе.
Парень поглядывал на неё с задумчивым интересом:
— Ну и быстрая же ты, — сказал он с некоторой даже завистью. — Что это за техника? Я читал в книжках, будто такому можно научиться, но инструктор по рукопашному бою сказал, что всё это сплошная выдумка.
Улыбнулась в ответ, ну правда, не объяснишь же всего словами.
— Уха? — обрадовалась, принюхиваясь.
Хмурый взгляд тут же сменился добродушным:
— Ага, давай уже есть, пока не остыло.
Хлебали наперегонки, забыв на время обиды и недомолвки, закусывая ломтями черного душистого хлеба. Только за ушами трещало, как говориться. Что там Лука! На свежем воздухе никаких изысков не нужно, да и не так уж плохо Бероев готовит — стоит признать.
Лишь когда на дне котелка не осталось ни капли, вздохнули дружно и понимающе переглянулись.
— Спасибо, — с чувством сказала Дара. — А чаю не осталось?
— Не осталось, — вежливо ответил Вадим. — Но я сейчас кофе заварю, местный, сам не пробовал…
— А что у тебя за письмо? — спросила равнодушно, откинувшись на траву. Успела заметить затравленное выражение, прежде чем закрыть глаза.
— Приказ…
Она не ждала уже, что ответит. Но промолчала. Если захочет — сам скажет.
Минуты две слушала, как возиться с котелком, как наполняет водой и снова вешает над костром. Наконец проговорил:
— Насчет тебя.
— Прочти!
И все это, не открывая глаз, в обманчиво-расслабленной позе, чутко слушая окружающий мир.
— Не могу я!
Она даже села, во все глаза глядя на него. Такая мука прозвучала в голосе «волкодава».
— Читай! — приказала резко. — Если велено ликвидировать — сам понимаешь, мне даже фора не понадобится. Лишь бы сам ты случайно не травмировался.
В его глазах буря чувств, словно хочет впитать ею всю… перед чем?
— Читай же, — сказала устало, снова ложась на траву. Как же с ним нелегко! Дадут приказ — выполнит? Убьет её? Ну а что, в самом деле, кто она ему? В горле вдруг встал комок, когда послышалось шуршание бумаги. Опять в бега? И нету смыла злиться на несправедливую жизнь. Глупо.
И совсем неожиданным оказался результат — парень вдруг рассмеялся, но как-то безрадостно, даже зло. Его, словно подбросило.
— Что там?
— Идиотизм, — скривился он, комкая бумагу и швыряя ее в костер. Словно, завершая это отвергающее действие, вскочил, пошел к берегу, сунув руки в карманы. Вот и ладно, пока он был к ней спиной, Дара быстро пролистала в коммуникаторе то, что успела наснимать заблаговременно правильным образом сориентированная винтовка. Она сейчас хоть мало похожа на фотоаппарат, но все функции, включая удаленный спуск, при ней остались.
Невелик улов — всего двадцать семь кадров и только на пяти виден краешек бумаги. А рассмотреть и вовсе можно лишь пару верхних строчек. Но и их хватило.
— Скажешь?
Вадим обернулся, кусая губы, дернул плечом, зло пнул какой-то камень.
— Ничего особенного!
— И все же?
Нерешительный взгляд из-под ресниц. Вздох.
— Это тайна. Я же солдат.
Самой противно, как упорно его допрашивать, но очень хочется… Почему-то безумно важно узнать, что он ответит. Даже внутри все скрутилось тугим узлом от ожидания. И безумно трудно притворяться равнодушной.
— Да какая тайна. Бред один, а не приказ! Могли при инструктаже объяснить а не устраивать безумные гонки на вживание.
— Что?
— Предлагают поддерживать с тобою контакт! Ой, — он бросился к котелку, в котором варилась кофе, ругнулся, обжигаясь, засуетился, разливая в кружки. И не видел, как до боли она сжала кулаки, впиваясь в ладони ногтями. Не сказал! Ну что ж — его дело. И жутко интересно, как же он теперь собирается выполнять этот достаточно изуверский приказ? Прямо после кофе, или когда?
— Я на минутку, — предупредила она весело, — не ходи за мной.
— Давай, только не долго. Сахару класть?
— Две ложки, — крикнула Дара. Чуть подумала, и добавила: — Маленьких, но полных до краёв, — этого скрытного гада, определённо, необходимо мучить.
Прислонилась к дереву лбом, царапая ногтями кору, но не ощущая ничего из-за боли в душе. А перед глазами горит строчка его приказа:
«Поддерживать контакт. Постараться завести любовную связь и войти в доверие»
Блин, что за приказы дают военным?! Козлы! Отбила носок, саданув ботинком по дереву, но как-то ей от этого ни капельки не полегчало. Да ну их! Их всех! И ревнивого Бероева в том числе. Одна проживет! Не нужен ей никто… А пока… А пока подыграет ему. Если начнет выполнять.
Кстати…
— Ёжка! У вас ведь практика ещё не полностью закончилась? — обратилась Дара в пустое пространство. Подсказывало ей что-то, что приглядывают за ней мохнатики. Подождала ответа. Прислушалась к тому, что происходит вокруг. — Мохатики! Вы ведь тоже за мной присматриваете! — воскликнула негромко. — Почему?
— Не закончилась, — ответили справа. Но на глаза не показались.
— У вас тоже есть любовь? — и откуда, спрашивается, возник у Дары этот вопрос?!
— Ну, не знаю. Мы с вами очень разные… — в ответе не слышно уверенности.
— Но, что это для вас?
— Говорят, что, если родив одного ребёнка, второго заводишь от того же… — последовала пауза, — … самца, кажется, ты так нас воспринимаешь. Так вот это и есть любовь.
— Ёжка! Я вас воспринимаю, как сказку из детства. Ты уж не обижайся. А кто тебе ухо сломал?
Пауза. Тягучая и напряжённая.
— Неужели я?
Новая пауза.
— Прости пожалуйста, я даже не знала.
— И на каблуке крутнулась, — всхлипнул голос справа. — Ладно. Проехали. Вы вообще странные. Но на людей иногда бываете похожи.
Дара вдруг почувствовала, как из глаз её… из правого… катится крупная, с горошину, слеза. Мохнатики. Бероев. Отчего он так взвинтился? Она же — мудрая и опытная, должна сообразить. Спокойно. Ведь если подумать, видно, что ему самому несладко от такого приказа. Если бы он сказал всю правду, наверное, посмеялись бы вместе, может быть, даже спланировали, как его выполнять… ой! Как-то она к этому не готова. А он? Раз утаил от неё правду, значит… Не может быть, чтобы у него никого до неё не было. Так в чём же дело? Нет! Хватит уже.
