– Это реально?
– Не знаю.
– Кто главарь?
– Неизвестно.
– Можно устроить всем детишкам промывку мозгов. Выявить зачинщиков, наказать, а остальным подчистить память, – предложил Понзес.
– Нет. Не сейчас, по крайней мере.
– Не понимаю.
– Речь идет о проекте в целом. Если мы пойдем на поводу у Совета, мы потеряем все.
– А в противном случае разве нет?
– В противном случае у нас будет время, а значит, и некоторые шансы.
– На что? – пытливо глядя Архонту в глаза, спросил Хауш.
Глеш ударил себя по колену. Если бы он знал! Если бы мог хотя бы в общих чертах описать свое состояние, свои предчувствия, свои мысли!
Понзес терпеливо ждал.
– Семь веков я подчинялся Совету и выполнял все его указания. Я был его членом, но не мог влиять на ситуацию, когда мне что-то не нравилось. Почему? Потому что не входил в большинство. Коддис мог говорить свое веское слово – я же не чета ему. Как мне его не хватает, Хауш. Он бы точно не позволил этим смердящим ошшо[18] творить что им вздумается.
Понзес кивнул. Глеш видел, что это не просто знак формального согласия. Дэррн уважал память Коддиса, а это для Архонта значило много.
– Послушай. Я вот что подумал. – Глеш подался вперед. – А почему?
– Что?
– Почему мы обязаны подчиняться Совету? Я? Ты? Ответь!
– Не знаю, Глеш. И ты говоришь странно. Есть законы, правила. Кажется, это само собой разумеется.
– Именно! Само собой… – воскликнул Глеш почти с восторгом. – Я и подумал: а вдруг шаари решили точно так же? Они же люди. Ты знаешь их ничуть не хуже меня. И если я внезапно задаюсь этим вопросом, то для них это совершенно естественно.
Понзес сдвинул брови, переваривая информацию.
– Получается, ты оправдываешь их заговор?
– Я пытаюсь понять! Это большая разница. Для них само собой – подчиняться нам. Но где истинная причина? Потому что мы сильнее?
– Ну, ты прав… Кто человек перед дэррном?
– Мы привыкли так думать, Понзес. А вдруг мы не правы?
Хауш поднял обе руки, до того лежащие на коленях.
– Постой-постой, ты меня совсем запутал, Глеш. К чему этот разговор?
Лицо Глеша стало маской, высеченной из камня.
– Можешь донести на меня. Я пойму.
– Не стану. Только хочу знать, что ты задумал.
– Похоже… стать предателем собственного народа.
– Что?
– Меня заклеймят именно так, если я не предприму мер, чтобы раздавить заговор шаари в зародыше. А я не собираюсь их предпринимать.
Всегдашнее спокойствие Понзеса рухнуло. Дэррн смотрел на Архонта, абсолютно потрясенный. Прошло немало минут, прежде чем фехтовальщик смог заговорить:
– Значит, вот как далеко все зашло…
– Половину всего сказанного я придумал сейчас. Экспромт.
– Не понимаю. Шутишь?
– Нет. Но я решился… только сейчас.
– Если об этом узнают, мы оба покойники, Глеш, – заметил дэррн.
– Знаю. Но мои комнаты хорошо экранированы. Их не прослушать.
Понзес поднялся.
– Так, давай подведем черту. Ты хочешь выиграть время и дать шаари возможность поднять мятеж?
– Ну… в общем, да.
«Хаушу ничего не стоит пойти после меня сразу к Шоггу и все ему выложить. Я гарантированно мертвец!»
Но Глеш чувствовал, что остановиться уже не может. Как будто внутри его произошла какая-то поломка – безвозвратная.
– Допустим, это случится. Чего хотят «призраки»?
– Не знаю. Наверное, свободы.
– Что они будут с ней делать?
– Решат.
– Ты обезумел, Глеш! – Понзес зашагал по комнате, фыркая. – Мы учили их, что свободы нет – это иллюзия. Обман Хаоса. Свобода выбора – вредный миф.
– Вдалбливая догмы им в головы, мы заставили людей сомневаться, – сказал Архонт. – Коддис предупреждал меня. Если мы не стирали их волю, если не превращали в послушных зомби, то должны были быть готовы к подобному. Коддис был прав.
– Но Рама Тоос…
– Я убил его. Признаю. Он мог бы своими идеями отравить разум шаари.
– А теперь у нас неизвестно сколько этих… Тоосов! Или теперь ты думаешь, что это правильно?
Глеш помолчал.
– То, что мы делали с ними… Понзес… Они имеют право отомстить нам. За убитых родителей, за раздавленное детство, за мучения, за всю боль, которую мы им причинили. Мы сделали из них живых роботов, готовых выполнить любой приказ, а ради чего?
Понзес молчал.
– Ради того, чтобы мразь, которая пирует во Внутренней Сфере, могла и дальше набивать карманы и купаться в золоте.
– Но…
– Не возражай, Понзес. Вижу, ты понимаешь, что я прав. Семь веков я стою во главе проекта, и только теперь мне становится ясно, какую ошибку мы совершили.
– Мы? Насколько мне известно, идея создать «призраков» принадлежала Коддису. Нет?
– Да.
– Он бы не встал на твою сторону.
– Встал бы! Он был ученым, а не мясником. Он работал с азартом гения, одержимого идеей, но его гениальность и стала причиной всего. Коддис умер слишком рано, чтобы оценить масштаб. Уверен, проживи он еще век, то добился бы закрытия проекта.
– Не уверен.
– Шаари – ошибка. Они имеют право не быть такими. Надо дать им его.
– Ты бредишь, Архонт, – отозвался Хауш. – Люди не настолько разумны, чтобы принимать решения самостоятельно.
– Тебе откуда это знать? Ты покидал когда-нибудь Рашдан, чтобы увидеть, что происходит в Галактике? Нет. Как ты можешь судить? А мы – воры и бандиты. Чем мы лучше тех же хомидов, которым платим золотом за каждого человеческого ребенка? Работорговец только торгует, а мы мучаем и убиваем детей.
– Ты бредишь, – повторил Хауш без прежней уверенности. – Хочешь, чтобы я расчувствовался.
– Просто отойди в сторону и посмотри с холодной головой на то, что мы делаем.
– Хватит!
Глеш вскинул голову. Ему казалось в этот момент, что его лихорадочная откровенность и желание убедить Хауша не более чем подсознательное стремление к саморазрушению. Архонт знал теперь, что скрывается за понятием «чувство вины». Это было просто. И пугало.
– Воля твоя – донеси. Покончи с этим. Запиши меня в сумасшедшие.
Дэррн бросил на него настороженный взгляд.
– Да, это очень похоже на правду… Но… Нет, я не уйду. Я не до конца понял, каковы твои цели.
– Освободить шаари от их бремени. Дать выбор.
– Как?
– Не знаю.
– Стоило сначала пораскинуть мозгами, Глеш. Ты даже не уверен, существует ли заговор по-настоящему.
– Это выяснишь ты, Понзес.
– Как?
– Мои действия вызовут подозрения среди «призраков». Я ничего не добьюсь. Логично предположить, что для них я главный враг.
