Интеллигентный пожилой японец вежливо поклонился.
Эммануил перевел взгляд на его соседа, весьма крупного для японца буддийского монаха.
— Ками Хатиман [55], я уверен, что ваш авторитет в глазах господина Мисимы ничуть не меньше, чем у высокочтимого Тэндзина. Думаю, вы не откажетесь помочь нам.
Высокий монах поклонился с явно военной выправкой.
Вертолет летел над ночным Токио, его россыпью огней и светлыми линиями ярко освещенных улиц. Вдали, над цепью черных гор, плыла луна, подернутая туманной дымкой. «Луна в тумане» — символ таинственного и запредельного.
Красиво.
Когда-то давно, еще будучи студентом, я пытался переводить один французский текст и наткнулся в нем на слово «spiritual». Я, разумеется, решил, что это «духовный». Но это только одно значение. Второе: «остроумный». В японском языке тоже есть слово для обозначения духа и души — «тама». А в составных словах оно означает… «духовный»? Ничего подобного — «красивый»! Вот так! Что русскому духовный, то французу остроумный, а японцу — красивый. А еще говорят, что нет национального характера!
Варфоломей сидел рядом со мной и как ни в чем не бывало занимался просветительской деятельностью.
— Юкио Мисима — престарелый писатель, лауреат Нобелевской премии, — объяснял он Марку.
— А чего это он?
Для меня не было вопроса «чего это он?», я Мисиму читал. В основном танатология эроса. Но текст что надо, и явно инспирированный, то ли небесными силами, то ли наоборот. Скорее наоборот. Нобелевку ему дали явно с целью досадить папскому престолу. Нобелевский комитет всегда любил пофрондерствовать.
— Он создал свою молодежную организацию. «Общество щита». Так, мальчишки, в войну играют. Впрочем, я удивляюсь, что он раньше не поднял мятежа.
Интеллигентный ками осуждающе смотрел на него.
— Не стоит так презрительно, ками Варфоломей. Юкио мне все равно что ученик.
Я несколько обалдел от обращения.
— Извините, ками Тэндзин, не знал, — ответил Варфоломей.
— Лучше зовите меня Сугавара-но Митидзане. Тэндзин — небесный бог! Ну какой я небесный бог? Занимаюсь университетами. И Юкио помог с этой его западной премией. Хорошо, что он точно указал адрес Нобелевского комитета в своей молитве. Похлопотал. Заодно посмотрел страны западных варваров [56].
«Страны западных варваров» было произнесено с интонацией, означающей «ничего там хорошего нет».
— А почему не Кавабате? Не помолился?
Кавабата Ясунари — вечный соперник Мисимы — был обойден Нобелевским комитетом [57].
— У Мисимы стиль лучше.
— Как вы думаете — это серьезно?
— С захватом базы? Конечно! Юкио всегда мечтал о героической смерти. Успеть бы!
— А почему вы решили нам помогать, Сугавара-сан? Из-за Мисимы? — вмешался я.
— Не только. Ваш ками Эммануил сначала показался мне просвещенной личностью. И я принял его приглашение.
— Сначала?
— Да, до этого ужасного действа в стиле восточных дикарей.
Кто такие западные варвары, я уже понял. Но восточные дикари? Американцы, что ли?
— Он имеет в виду самураев, — шепнул мне Варфоломей, заметив мое недоумение.
— Почему?
— Восточные дикари, Болотов-сан, самовольно узурпировали власть в Японии, поселившись сначала в Кама-куре на востоке страны, а потом в Эдо, — объяснил Тэндзин.
— А я думал, что харакири — национальный обычай…
— Во-первых, сэппуку, молодой человек, а во-вторых, смертная казнь в нашей благословенной стране была отменена еще во времена императрицы Сетоку.
— Восьмой век, — просуфлировал Варфоломей.
— Потом, когда в двенадцатом веке к власти пришли восточные дикари, традиции милосердия были, к сожалению, забыты. Да и чего ждать, если вместо императора страной постоянно правит непонятно кто? Сначала проклятый род Фудзивара, потом эти солдафоны. Я надеялся, что ками Эммануил станет настоящим государем, сменив потомков Аматэрасу — слабый род, безропотно уступавший власть то министрам, то сёгунам. Я слишком много времени посвятил изучению китайской философии, чтобы не понимать, что способности государя определяются не происхождением, а благой силой дэ. Но ваш Эммануил разочаровал меня, пойдя на поводу у диких обычаев.
Господь повернулся к нам и с интересом смотрел на Тэндзина. Тот спокойно выдержал этот взгляд. Не робкого десятка ками, покровитель наук Тэндзин.
— Надеюсь, что я вас еще очарую, ками Тэндзин, — с улыбкой сказал Эммануил.
Вертолет тряхнуло. Мы шли на посадку. Варфоломей был бледен, как туманная луна, и сделался еще бледнее.
— Как ты себя чувствуешь? — тихо спросил я.
— Прекрасно!
— Прекрасно он себя чувствует, — сказал Господь. — У него теперь другое тело — тело духа. Вам всем это предстоит — пройти через смерть и измениться.
Я вздрогнул. Марк побледнел.
Варфоломей усмехнулся и положил мне руку на плечо. И я почувствовал жжение в знаке на руке, словно его смазали кислотой.
— Не бойся, Петр, — сказал Варфоломей. — Это не так страшно.
— Да, я видел.
— Тебе будет легче, — успокоил Господь.
Звучали выстрелы. Автоматные очереди.
У вертолета нас встретил японский полковник. Отдал нам честь. Поклонился Эммануилу.
— Ариеси Абэ, — представился он. — Командующий базой.
Господь кивнул и вопросительно посмотрел на него.
— Они захватили штаб, — доложил полковник.
— Сколько их?
— Человек двадцать.
— И вы два часа не можете с ними справиться?!
— Там компьютерный центр. Мы стараемся не применять минометы. Но мятежники окружены.
— У них нет шансов. Предложите им сдачу.
— Предлагали. Бесполезно.
— Понятно. Пошли.
Здание штаба, методично обстреливаемое со всех сторон, представляло собой печальное зрелище". Пустые глазницы окон, битое стекло у изуродованных пулями стен. Сомневаюсь, что от компьютеров что-нибудь осталось. Можно было смело применять и танки, и минометы, и тяжелую артиллерию. Хуже не будет. По крайней мере для компьютерного центра.
Мы укрылись в здании напротив. Отсюда мятежников тоже обстреливали — два солдата с автоматами у окна непосредственно рядом с нами. Дадут очередь и укроются за простенком. И немедленно приходит ответ. Пули рикошетят по стенам.
Нам тоже выдали оружие, и я присоединился к солдатам. Мой военный опыт ограничивался сборами от университета. Один месяц. Десять лет назад. Так что стрелял я не особенно искусно. Но и страха не было. Почти. Господь воскресит, я был в этом уверен.
