Мы укрылись в здании напротив. Отсюда мятежников тоже обстреливали — два солдата с автоматами у окна непосредственно рядом с нами. Дадут очередь и укроются за простенком. И немедленно приходит ответ. Пули рикошетят по стенам.
Нам тоже выдали оружие, и я присоединился к солдатам. Мой военный опыт ограничивался сборами от университета. Один месяц. Десять лет назад. Так что стрелял я не особенно искусно. Но и страха не было. Почти. Господь воскресит, я был в этом уверен.
— Здесь опасно… — сказал Абэ. Судя по всему, он никак не мог определиться с обращением к Эммануилу.
— Мне нет, — ответил Господь и встал у окна. Варфоломей подошел и встал рядом с ним. Пули их не замечали.
— Дело не в компьютерах, Господи, — заметил Варфоломей. — Они берегут Мисиму. Лауреат Нобелевской премии — Национальное сокровище [58]. Это его официальный титул.
— Нельзя сказать, что они совсем не правы.
К окну подошел Тэндзин и встал рядом с Господом, почти не оставив мне места. В углу комнаты в позе лотоса воссел Хатиман и погрузился в медитацию.
Господь презрительно смотрел на мои тщетные усилия казаться хорошим солдатом.
— Оставь, Пьетрос. Здесь думать надо, а не переводить патроны.
— Разбомбить его к чертовой матери! — в перерыве между очередями предложил Марк, усердно трудившийся у соседнего окна.
— Нет, Марк. Я уважаю местные национальные сокровища.
Близилось утро. Светлело небо, и звезды становились меньше. Но вдруг время словно повернуло назад. Снова стало темнее, ветер затих, и ударила молния. Ужасающий раскат грома, близкий, словно в соседней комнате, заглушил звуки автоматных очередей. И при свете прожекторов мы увидели трещину на стене штаба и языки пламени в окнах.
— Вот так, — сказал Тэндзин.
Молния ударила еще раз, и здание запылало.
Эммануил благодарно посмотрел на Тэндзина, не только покровителя наук. Тэндзина — Небесного Бога, японского громовержца.
— Спасибо, Сугавара-сан. Я знал, что вы нам поможете.
— А ваш ученик? — поинтересовался Варфоломей.
— Мисима жив. Я бил аккуратно.
— Хорошо. Надеюсь, он спасется.
Эммануил оглянулся на Абэ.
— По выходящим из здания не стрелять. Брать в плен.
Но из штаба никто не вышел. Зато на крыше появились два человека. За дымом было трудно разглядеть, кто это. Но Тэндзин подался вперед и судорожно схватился за подоконник.
Двое опустились на колени. Потом произошла заминка. Не было видно, что там происходит. Но дым на минуту рассеялся, и я увидел, что они расстегивают одежду. В отсветах пламени блеснули мечи. Звуков не было слышно — странная немая сцена. Двое падают вперед. Почти одновременно.
— Пойдемте, — сказал Господь и махнул нам рукой.
Мы шли по плацу, открытому всем ветрам и снайперам. Но никто не стрелял.
Господь подошел к штабу и протянул руку к пламени. Медленно опустил. И пламя повиновалось — как когда-то на наших с Марком кострах. Пожар прекратился, только струйки дыма еще тянулись вверх изо всех окон.
Мы подождали еще минут десять, пока дым рассеется, и вошли в здание.
Бетонный монолит не так-то легко спалить. Только черные стены и потолки да полопавшиеся стекла. От компьютеров, конечно, остались одни детали — раздолье для злоупотреблений, «Если списать — из каждых трех можно собрать один», — профессионально подумал я.
Несколько трупов, изрядно попорченных пожаром. Господь не обратил на них внимания, спокойно перешагнув через мертвых японцев.
На втором этаже — та же картина. Только мертвецов больше, человек пятнадцать: по двое-трое в каждой комнате.
Послышался стон. Господь остановился, кивнул нам с Марком. Мы перевернули раненого. Эммануил скользнул взглядом по его лицу и равнодушно отвернулся.
— Вызовите врача, — бросил он Абэ.
Наконец мы оказались на плоской асфальтированной крыше. Я вляпался ботинком в темную лужу какой-то жидкости. Марк посветил фонариком, и жидкость сверкнула красным.
Метрах в пяти от нас лежали те двое. Марк заскользил по ним фонариком, и я почувствовал кисловатый привкус во рту — предвестник тошноты. Они лежали в отвратительной луже из крови, рвоты и внутренностей.
— Переверните их, — приказал Господь.
Преодолевая отвращение, я опустился рядом с трупами. По-моему, даже Марку было не по себе.
Но мы подчинились.
Варфоломей посветил на залитые кровью лица мертвецов. Узнать их было невозможно.
— Оботрите их, — сказал Эммануил.
— Чем? — растерянно спросил я.
— Чем угодно.
Марк, менее брезгливый, чем я, уже использовал для зтой цели рукав собственной рубашки. Скрепя сердце я последовал его примеру.
Одним из мятежников, совершивших сэппуку, был, несомненно, Мисима. Я помнил его по фотографиям на обложках книг. Вторым был красивый юноша лет двадцати. Он был мне незнаком.
— Отойдите!
Господь опустился на корточки рядом с Мисимой и положил руку ему на плечо. Тело вздрогнуло, и рана на животе начала исчезать.
«Интересно, а после костра он тоже может воскресить? — подумал я. — Что, если остались одни угли? А после атомной бомбы? Где границы его власти?» И сразу пришел ответ: «Может!» Вид смерти вообще не имеет для него значения. Я был в этом уверен. Почему бы и нет, если можно воскресить человека, у которого в животе осталась половина внутренностей. Как там в Писании сказано? «Восстанут во гробах!» Через тысячи лет после смерти.
Мисима открыл глаза.
— Кто вы?
Вероятно, он еще не полностью осознавал окружающее.
— Будда Амида, — усмехнулся Господь.
— Вы!!!
— Я. Смотрите, поднимите голову.
Господь поддерживал его за плечи. Голова воскресшего лежала у него на колене.
Мисима с трудом пошевелился.
— Смотрите, — продолжил Господь. — Это ками: Тэндзин и Хатиман. Они пришли приветствовать вас. Вы отныне — один из них.
Я обернулся.
Облик буддийского монаха разительно изменился. Теперь перед Господом и Мисимой стоял средневековый воин в черных доспехах, и за его спиной развивалось восемь кроваво-красных флагов с золотыми иероглифами. Громовержец Тэндзин по-прежнему остался скромным интеллигентным старичком. И вежливо кланялся, спрятав руки в рукава кимоно.
Мисима смотрел на ками и, видимо, не верил своим глазам. Потом повернулся к Эммануилу:
— Зачем вы вернули меня?
— Я хочу исполнить вашу мечту. Вы хотели стать предводителем юных воинов, неумолимых и прекрасных, как боги войны. Вы получите это. Вы хотели борьбы и подвигов, достойных средневековых буси, но выбрали не ту сторону и потерпели поражение. Все еще не поздно исправить. Вы хотели смерти. Вы получили ее. Но теперь ваша жизнь и ваша смерть — в моих руках. Соглашайтесь — и ваши штурмовые отряды будут маршировать по улицам городов Японии. И не двадцать человек — двести тысяч!
