Встав перед заключенным, Жнец посмотрел на опущенную голову:
— Дерфенс Гвендрог, согласно постановлению Обоих сторон Союза, вы являетесь преступником и обвиняетесь в государственной измене. Истекший сорокадневный закон форы дает мне полномочия лишить вас жизни. Все ваше имущество, согласно закону, переходит в распоряжение Высших. Вы изгоняетесь обратно туда, откуда пришли, — спокойно, монотонно и методично отчеканил Жнец, слегка звякнув лезвием меча.
— Я имею право знать имя моего палача, — прохрипел мужчина, вскинув голову и посмотрел горящими, красными глазами в лицо стоящему над ним убийце.
Наступила легкая заминка, заставившая напрячься всех присутствующих. Сжав кулаки, Азари вздохнула так глубоко, что легкие носителя, казалось, готовы были разорваться.
Убрав меч, Жнец обошел генерала. Тот напрягся, ожидая взмаха оружия и своей смерти. Однако, вместо этого почувствовал как разрубаются кандалы, сковывающие его руки за спиной. Испытав облегчение лишь на мгновение, Гвендрог уперся руками о гладкую поверхность эшафота. Вернувшись на свое место, палач вновь посмотрел в глаза приговоренному. Взгляды встретились. Белое Пламя едва танцевало во взгляде Жнеца, сжимавшего в руках оружие. Медленно раздуваясь, оно заставило замерцать кожу наемника.
— Тавель Диендвир, — назвал свое имя Жнец.
Лицо Гвендрога, уже обожженное наполовину, до конца пыталось сохранить невозмутимость. Кожа генерала пошла волдырями. Запахло паленым мясом.
— Назови свое имя, — отдал приказ палач, стараясь удерживать в себе силу, чтобы не убить Гвендрога до того, как пройдет официальная часть.
Громкий хрип, говорящий о безуспешности попыток контролировать связки, вырвался из напряженного, сдавленного горла. Изуродованное лицо обнажило обугленные мышцы и белеющие за ними зубы.
— Маахес, — оскалился Высший. — И я лично приду по твою душу, когда Пламя от тебя отступит.
Облетающая от жара плоть все больше обнажала зубы. Изуродованный оскал так и застыл на лице, потому что Тавель Диендвир в то же мгновение взмахнул мечом, не дав Тени больше сказать ни слова. Отрубленная голова покатилась по ступенькам. Упав, она глухо ударилась о белые камни. За ней пополз плотный, густой дым, уходящий вглубь Марса. Сын Преданной в очередной раз омыл себя черной кровью, капли которой стекали по холодному лезвию.
Глава 19. Крайние меры
Прошло больше двенадцати часов, как Медея заснула крепким, глубоким сном. Интенсивные занятия и практически круглосуточная зубрежка под транквилизаторами окончательно ее доконала. Девушка слишком рьяно взялась за поставленную задачу и не рассчитала силы. Накануне она упала в обморок прямо во время практики. После этого события руководящий состав, отвечающий за обучение нелегалов, изъял у Медеи все транквилизаторы и запретил УНС. По этому поводу Ашера отпустила пару язвительных шуток, но, благо, девушка их не услышала. Сейчас темнокожая бестия стояла прямо над высоким бугром из толстого одеяла и подушек, раздумывая, как бы разбудить зубрилу.
— Вставай, тихоня. Сегодня тот самый день.
— Я знаю, Аши. Прости, что сорвала детям сюрприз, — послышался сонный, немного виноватый голос.
Медея уже не спала. Правда, и не спешила покидать оплот спокойствия. Казалось, она заняла твердую позицию, обороняясь от вспыльчивого характера Ашеры.
— Нашла, о чем думать. Вставай. Сама себя не переботанишь, — с неожиданным задором произнесла Ашера и рывком лишила Медею единственной защиты в виде одеяла.
Взору предстало взъерошенное, сонное существо с огромными мешками под глазами. Длинная футболка доставала до острых коленок. На голове поселился неуправляемый хаос.
Настал день, который подводил к концу закон сорокадневный форы. Еще накануне вся тройка в виде Баргета, Медеи и Ашеры решили сделать сюрприз детям по поводу их совместного дня рождения. Дата являлась примерной, но никто не хотел откладывать празднество по известным всем причинам. К сожалению, оно было сорвано недомоганием Медеи, а без нее дети вряд ли бы почувствовали себя счастливыми. Поэтому было решено отмечать в последний день, когда ребята еще могли побыть все вместе.
Комната была небольшой. Стеклянные, немного тонированные стены казались чуть матовыми. Очень светлое помещение беспрепятственно пропускало солнечные лучи, поэтому внутри становилось даже жарче, чем могло показаться. Фикус в углу напоминал, что учреждение казенное.
— Что, кролики тебе твои снились? — снова рассмеялась Ашера, глядя как девушка пытается установить связь с окружающим миром.
— Снились.
— Много поймала?
— Не много, — пробубнила Медея и начала сползать с дивана.
— Ну, какая ж ты тогда сова?
В этот момент в дверь постучали и, не дожидаясь ответа, в комнату вошел Баргет Скайни с целой кучей мороженного в рожках.
— Половину уже отдал мелким, — посетовал он, споткнувшись о порог. — Прожорливые, ужас!
Глядя под ноги, парень все-таки вошел в комнату, но тут же замер в нерешительности:
— Во дела…
Медея мгновенно выпустила подол наполовину снятой футболки, тут же свалившейся обратно до колен.
— А тебя не учили сначала спрашивать, а потом входить? — недовольно проворчала Ашера и вытолкнула юношу за дверь.
— Стыдоба то какая, — Медея почесала покрытую красной сыпью щеку.
Накануне она снова объелась сладкого и чесалась даже во сне. Что у нее реакция на сахар, она узнала только на Марсе. В детстве подобного не наблюдалось, а корабельные завхозы разрешали выдавать кондитерские изделия только верхним ярусам, да тем бойцам, которые значительно преуспевали на тренировках. Ни к тем, ни к другим девушка не относилась. Временами Эсхекиаль пользовался своим положением и приносил парочку леденцов для приемной дочери, но это случалось крайне редко.
— Да ладно, глупости какие, — сказала Ашера. — Одевайся, все уже готово!
— Я быстро. Только… Прежде чем отправимся, зайдем в одно место. Хочу кое-что показать.
Длинный коридор вел вглубь научного центра. Баргет плелся чуть поодаль от остальных, доедая свою порцию мороженого. Казалось, он скучал. Медея бежала, охваченная каким-то лихорадочным возбуждением. Ашера выглядела спокойной, умело скрывая любопытство.
Проход неожиданно сузился, освещение стало тускловатым. Серые стены и глянцевый пол почти сливались с безликими дверьми, иногда попадавшимися по пути. Глазу было не за что зацепиться. Даже пресловутые фикусы, торчавшие в научном центре на каждом углу, куда-то пропали.
Девушки остановились у одной из простеньких дверей с цифрой «214». Медея воровато оглянулась и, вытащив из кармана какой-то треугольный значок, тут же приложила его к считывателю замка.
— Ты что, украла пропуск? — почти воскликнула Ашера. — Ты с ума сошла!
— Ничего я не крала, — покачала головой Медея. — Тут часто проходит практика. Мне сюда можно.
— Тебе-то можно, а нам?
— А вам нет.
— Дык тебе же попадет!
— Обязательно попадет! Но — потом. А сегодня у нас праздник.
— Девочки, кто-то идет! — предостерег Баргет, догнав обеих и втолкнув внутрь комнаты.
Как только все трое оказались внутри, Ашера издала приглушенный, сдавленный крик.
— Тихо! Это не трупы, — громко прошептала Медея, зажав рот паникерши ладонью.
В большой комнате царил полумрак, рассекаемый робкими солнечными лучами. Они проникали через слегка приоткрытый стеклянный потолок. Наверху по массивным балкам ползли стебли зеленого плюща, иногда свисающего вниз. Все обширное помещение было заставлено простенькими каталками, похожими на хирургические столы. У каждого располагался маленький прибор-диагност и емкость для искусственного питания. Едва улавливалось тихое журчание работающих компьютеров, ежесекундно считывающих данные. Застывшие, скрюченные тела лежали на столах. Многие из них поддерживались с помощью фиксаторов положений. Накрытые одинаковыми серыми простынями, они походили на мертвецов. Даже в плюще, вившемся под потолком, жизни чувствовалось больше, чем в этих нелепо изогнутых статуях. Запрокинутые головы людей смотрели вверх выпученными стеклянными глазами. Раскрытые рты застыли в безмолвном крике.
