Клаус попытался представить, кто бы согласился за них заплатить. Получалось, что сделать это некому, если только у Галлена не найдется богатых родственников.
Впрочем, Клаус понимал и то, что у человека, который занимался таким ремеслом, едва ли могут найтись богатые родственники. Иначе он бы сидел дома, а не гонялся с мечом за наемниками.
Где-то впереди щелкал бич и по мостовой грохотали колеса.
«Карета, что ли?» – подумал Клаус. Потом прислушался и понял, что рядом с их подпрыгивающим возком бегут скороходы. Они топали по мостовой то в ногу, то вразнобой, иногда перекидываясь парой слов или ругаясь, если кто оступался.
К чему такая охрана? Клаус снова стал раздумывать о своем положении. Уж не люди ли лорда Ортзейского устроили эту битву ради того, чтобы изловить беглецов и привести в Денвер?
Внезапно где-то рядом раздался крик, который подхватило множество голосов. Зазвенели мечи, заржали перепуганные лошади. Звуки битвы разрастались, отражаясь эхом от стен зданий. В арестантскую будку вдруг вонзилась стрела, а чуть позже с треском вошел арбалетный болт.
Клаус напряженно ждал новых ударов. При неясном свете, проникавшем через зарешеченное окошко, он видел, что жало болта на целый дюйм вылезло внутрь будки.
– Сдохни, альбионская тварь! Сдохни! – яростно кричал кто-то, нанося удары.
– Да здравствует король Август!
– Пусть сдохнут сильвестинцы! Слава альбионскому королю!
Очередная схватка закипела рядом с возком. В горячке боя враги врезались в него, заставляя сильно раскачиваться. Потом, визжа и ругаясь, перекатились по крыше будки и упали на мостовую, продолжая бой на грязных камнях.
– Режь его, Ларк, чего стоишь?! – истошно вопил кто-то.
– Стреляйте, они уходят! – кричали с другого конца.
– Что с его сиятельством, он жив? Что с его сиятельством?! – спрашивал тонкий голос.
– Уходим! Раненых и убитых на возы!
– Господин капитан, вы ранены!
– Пустяки… Сержанты, проследите, чтобы никто не отстал!
Клаус слушал и не верил своим ушам, теперь он был окончательно сбит с толку.
– Ваше благородие, вы слышали это? Ваше благородие! – позвал он Галлена.
– Слышал, – отозвался тот.
– Ну и кто это? Кто связал нас, ваше благородие?! – воскликнул Клаус, переходя на фальцет.
– Похоже, нас схватили люди короля. Нашего короля, Августа Фердинанда.
– Но почему?!
– Не ори. Я сам не понимаю. Скоро прибудем на место, и нам все растолкуют.
Очнувшись от беспамятства, что-то залопотал Ригард, но тотчас снова поник головой. Клаус заметил, что его рука повыше локтя перевязана.
«Значит, мы им зачем-то нужны, – подумал он, успокаивая себя. – Иначе бы не перевязывали…»
Галлен оказался прав, они действительно скоро прибыли на место. Судя по эху, это был какой-то двор.
– Сержант Хоппер! Выберите троих, кто не пострадал, и отправьте за помощью к начальнику гарнизона! Нам нужна по меньшей мере еще сотня солдат для охранного оцепления!
Это был капитан. Клаус не видел этого человека, но уже научился узнавать его голос. Это он распоряжался на месте схватки и был ранен.
– Слушаюсь, ваше благородие! – ответил сержант и побежал выбирать гонцов.
– Лекаря его сиятельству! Немедленно лекаря! – закричали из другого конца двора.
– Перестаньте орать… Перестаньте… Я сам дойду, – ответил капризный голос.
Прошло некоторое время, прежде чем вспомнили об арестантах. Щелкнул навесной замок, звякнула сброшенная цепь, и дверца будки открылась.
– Выбирайтесь, крысы альбионские! Пришло ваше время за все ответить!
Первым подхватили под руки Ригарда, потом Клауса и Галлена. Их поставили на каменный пандус и стали развязывать ноги. Вокруг стояли не меньше двадцати вооруженных солдат, многие из них были легко ранены, на руках и ногах белели перевязки.
– Ты смотри, Браун! – крикнул с возка один из солдат, обращаясь к кучеру. – Твоих господ чуть свои не порешили!
С этими словами он выдернул из дощатой будки тяжелый болт и, соскочив на мостовую, показал его Галлену.
– Вот, смотри, собака! Твои дружки пытались тебя отбить, но едва не угробили!
Клаусу развязали ноги, но при попытке опереться на них он едва не упал, его подхватили солдаты.
– Они на ногах не стоят, сержант! – пожаловался кто-то.
Из двери над крыльцом выглянул человек и, махнув рукой, крикнул:
– Тащите их так, в холодной оклемаются!
Пленников подхватили под руки и поволокли по ступеням, не слишком с ними церемонясь. Клаус чувствовал, как отрывается присохшая к ранам одежда, возобновляя кровотечение.
Он и не подозревал, что в свалке в гостиничном апартаменте успел получить столько порезов.
Пока пленников перетаскивали в узилище, графу Стиглицу в рабочем кабинете оказывал помощь лекарь. Его сиятельство мужественно переносил промывку нанесенной кинжалом неглубокой раны.
Прежде он ездил в карете безбоязненно, ведь ее стенки нельзя было пробить даже из пехотного арбалета, но оказалось, что просунутая в окно рука с кинжалом была тем неучтенным фактором, о котором телохранители графа не подумали.
В результате удар пришелся по кирасе, и, соскочив с нее, лезвие кинжала задело руку.
Когда перевязка была закончена, лакей помог графу надеть новую рубашку и камзол, затем накинул ему на плечи суконную накидку и принес чашу с глинтвейном.
Сделав несколько глотков, Стиглиц почувствовал себя лучше. Он потерял много крови, и сейчас ему требовалось восстановиться, однако дела не ждали.
Взяв перо, он обмакнул его в чернила и попытался писать. Буквы выходили криво, но, немного потренировавшись, Стиглиц понял, что писать сможет.
В кабинет заглянул сержант-телохранитель, выпучив глаза, он шепотом сообщил:
– Ваше сиятельство, к вам мессир Гальяно!
– Пусть войдет, я его жду, – сказал граф и улыбнулся. Все его подчиненные побаивались мессира, впрочем, граф тоже разговаривал с ним весьма осторожно.
Сержант исчез, и вместо него показался Гальяно. Он окинул комнату быстрым оценивающим взглядом, хотя бывал здесь много раз, и лишь после этого подошел к столу.
– Вы пострадали, граф? – спросил он.
– Присаживайтесь, мессир, – сказал Стиглиц, делая рукой приглашающий жест. Гость сел. – Пустяки, легкая рана.
– Они спешили, иначе бы использовали отравленный кинжал.
– Да, я думал об этом, – сказал граф и сделал глоток глинтвейна. – Так как же нам быть с этим амулетом, мессир? И почему он оказался у этого альбионца? Я далек от мысли, что Габинчи ведет тайные дела с нашими врагами.
В последней фразе графа было мало уверенности, и он знал, что мессир почувствовал это.
