В последней фразе графа было мало уверенности, и он знал, что мессир почувствовал это.
– Насколько я понимаю, амулет вы сняли? – спросил Гальяно.
– Да, мессир, я приказал сделать это. Показать вам его?
– Не нужно.
Гальяно снял шляпу и провел ладонью по волосам. Был ли это излюбленный жест или какое-то защитное действие, Стиглиц не знал.
– Может так оказаться, что ваши пленники не имеют к мятежникам никакого отношения.
– Вот как? – удивился граф и отставил чашу с глинтвейном. – И вам, мессир, наверняка это известно?
– Нет, я сказал «может так оказаться». Я не могу сказать вам точнее, граф, поскольку моя служба для вас ограничивается ролью травальера – «метателя каменных ядер».
– Но мы часто беседуем с вами, мессир, и потом… иногда вы делаете намеки.
– Да, но очень тонкие намеки, и меня радует, когда вам удается их расшифровать. Но это все, что я могу для вас сделать, большего мне не позволено.
– Хотя видите вы больше, чем говорите…
– Именно так, граф.
– И вы знали, что на нас нападут, когда мы станем возвращаться от гостиницы?
– Да.
– И поэтому попросились уйти.
Граф вздохнул. Насколько бы проще была его жизнь, если бы мессир Гальяно предупреждал его о разного рода засадах и обманах. Но тогда и альбионцы станут использовать своих провидцев, и силы снова уравняются, а игра станет слишком запутанной.
«Нет уж, пусть все остается как есть», – подумал граф.
– Но вы хотя бы знали, что я выживу, мессир?
– Я не трачу силы на подробности, граф. Относительно того, что не касается меня лично, я не любопытен.
– М-да, – произнес граф, поигрывая перстнем на пальце. Он много раз наталкивался на эту стену, но все никак не мог к этому привыкнуть.
Как можно быть нелюбопытным, если есть возможность узнать пусть не все, но очень многое?
– Видимо, мне стоит самому поговорить с этим… дворянином. С этим смелым мерзавцем, взять которого нам стоило так дорого.
В двери постучали.
– Ну кто там? – недовольным голосом спросил граф, и в дверь снова заглянул телохранитель.
– Ваше сиятельство, прибыли полторы сотни от начальника гарнизона. Они займут позиции вокруг дома и станут ходить по улицам патрулями.
– Очень хорошо, – ответил граф и облегченно вздохнул. Теперь внезапное нападение ему не грозило.
– Да, граф, вам стоит поговорить с ним. Но не на дыбе.
– Да-да, – понимающе кивнул Стиглиц. – Спасибо за намек, мессир.
– А я на этом откланяюсь. Уверен, что до новой нашей встречи с вами, граф, ничего не случится.
После ухода мессира Гальяно граф какое-то время размышлял о том, в какой обстановке следовало разговаривать с главным пленником – в узилище, рядом с пыточными машинами или в писарской комнате?
В конце концов он решил, что вид пыточных машин поможет пленнику настроиться на нужный лад, пусть знает, что все эти устройства могут быть пущены в ход, стоит ему только начать запираться.
– Литхорн! – позвал граф, выходя из-за стола.
– Слушаю, ваше сиятельство! – отозвался из угла секретарь.
– Я иду в пыточную побеседовать с нашими пленниками. Пусть принесут туда горячий шоколад, мне нужно взбодриться.
– Но вы не любите шоколад, ваше сиятельство…
– Это неважно. Мне нужно взбодриться, а то у меня сонное настроение.
– Слушаюсь, ваше сиятельство. Желаете, чтобы я сопровождал вас, или вызвать Альвентира?
– Желаю, чтобы ты сопровождал. Альвентир – он какой-то… точно прокисший творог. У меня от его лица меланхолия начинается.
Пока его сиятельство спускался в подвал, все его распоряжения были немедленно распространены по системе слуховых окон. Таким образом, когда он вошел в длинное подвальное помещение, где развязывали язык самым крепким из заговорщиков, пленник уже сидел на массивном дубовом стуле, а его руки и ноги были закованы в специальные колодки.
С другой стороны, пленник был умыт и перевязан свежими тряпицами. А учитывая то, при каких обстоятельствах был захвачен, выглядел он неплохо.
Когда граф подошел к столу, за которым обычно сидели следователь и писарь, присутствовавший здесь палач отодвинул стул, и его сиятельство сел на специально для него положенную подушку.
Стиглиц с полминуты смотрел на пленника, изучая его и прикидывая, чего от него можно ожидать.
Открылась дверь, в пыточную вошел Литхорн, неся поднос, на котором была чашка с шоколадом и фаянсовый чайник для сливок. Пленник, палач, двое охранников и сам граф – все посмотрели на секретаря, тот смутился. Поставив на стол поднос, он быстро осмотрел свой мундир, провел рукой по лицу, но все как будто было в порядке.
– Зачем ты принес сливки?
– На всякий случай, мой господин, вдруг шоколад окажется слишком крепок…
– М-да, – произнес граф и, сделав глоток, сморщился от горечи напитка. Он его терпеть не мог, однако сейчас ему требовалось взбодриться.
Убрав поднос под стол, Литхорн перешел к дальнему концу стола, где уже были приготовлены перья, чернила и бумага.
Граф еще раз смерил пленника оценивающим взглядом, а затем неожиданно спросил:
– Не хотите ли шоколаду?
Пленник разлепил спекшиеся губы и, покачав головой, сказал:
– Благодарю, ваше сиятельство, я к нему не приучен.
– Ага, вот как! Значит, то, что он назвал меня «мой господин», не сбило вас с толку?
– Нет, ваше сиятельство.
– Значит, вы знаете мое имя?
– Да, ваше сиятельство. Вы граф Стиглиц фон Брин, канцлер королевского тайного департамента и правая рука герцога Гайзена Лавернского.
– Ах, какие подробности! – воскликнул граф, чтобы скрыть свое смущение. – Но теперь вам придется сказать, откуда вам это известно, уж не из альбионских ли источников? Видимо, вам показывали мой портрет?
На лице пленника появилось подобие улыбки, но он быстро взял себя в руки.
– Эти источники лишь отчасти были альбионскими, ваше сиятельство. Дело в том, что, когда нас везли по улицам и случилось это нападение, я услышал несколько выкриков как ваших солдат, так и тех, кто атаковал конвой. Одни славили нашего короля Августа Фердинанда, а другие, напротив, желали смерти сильвестинцам. Позже, уже во дворе этого дома, люди, доставшие нас из клетки, обзывали нас альбионскими крысами, а стало быть, мы попали в руки к своим.
– А до этого вы не знали, с кем деретесь?
– Нет, ваше сиятельство, не знал. Но я продолжу, если вы позволите…
– Продолжайте.
– Тут же, во дворе, я услышал, как кто-то призывает лекаря к его сиятельству, а теперь я вижу, что под правым рукавом у вас повязка. Значит, вы тот самый раненый граф, а обстановка, в которой я оказался, подсказывает мне, что это королевский тайный департамент, а вы, ваше сиятельство, граф Стиглиц.
