— Эх, Юрка-Юрка. Так и не стал ты пилотом. Но, спасибо за те несколько секунд, что спасли мне жизнь.
Он закрыл парню глаза, и сел за штурвал ромба. Первым делом он потянулся к рации.
— Это Второй. Парни, есть кто поблизости от квадрата сто сорок два — тридцать- пятнадцать?
— Двадцать второй на связи. Я в квадрате сто сорок- тридцать пять — десять, что надо?
— Возьми меня на подвеску, Франсуа. Хинки сменили систему определения «свой-чужой» и мне к Земле уже не прорваться.
— Всё понятно. Буду через три минуты.
Через полчаса Ветров был на базе. Обслуживающий состав уже вынес и положил на пол тела Новикова и хинка.
— Да, смена системы — это неприятная новость, — признал Коэн, доставая сигареты. — Смогут наши химики перепрограммировать этот блок?
— Вряд ли. Майдачный и до этого крутил его в руках, просвечивал его — бесполезно. Там надо влазить в потроха, а без кода это практически невозможно. Все их делают с системой автоматического подрыва, точно так же, как у нас.
— Что ж, совсем отказаться от этой идеи?
— Зачем. Есть другая идея, более простая. Только в это раз ты полетишь со мной. Тут нужна тонкая работа. Погнали?
— Ладно, хоть прогуляюсь. А то что-то засиделся в штабе.
Через час их сдвоенный тандем крался над каменными джунглями Лос-Анжелеса. С земли их наводили разведчики из группы Энди Маркеса.
— Чуть левей того разбитого небоскрёба, он ещё дымиться.
— Это там, где арматура торчит в форме буквы V?
— Именно. Хинки уехали куда-то на своем драндулете, и рядом с ромбом только два ящера.
— И два пилота внутри, — дополнил этот счёт Ветров.
— Пилоты тебе не нужны? — Спросил Огнен Зорич, натягивая на себя костюм невидимки.
— Нет, я уже и так там всё знаю.
Они опустились в ста метрах от ромба, за углом ближайшего небоскрёба. Через полчаса наблюдатели Маркеса увидели, как два стоящих в охранении хинка начали дёргаться, а потом упали на землю и уже не двигались. Потом люк ромба закрылся, а потом штурмовик просто исчез из виду. Через пять минут он снова проявился. В эфире раздался голос Коэна.
— Ладно, ребята, делайте отсюда ноги, и как можно быстрее. Спасибо вам за помощь.
Через пять минут система слежения эсминца хинков через один из трёх оставшихся на орбите спутников зафиксировала большой взрыв в районе Лос-Анжелеса. Это был типичный взрыв силовой установки штурмовика, с розовыми оттенками в видимом спектре. Командир эсминца поморщился, и приказал оператору: — Сообщите коменданту пункта питания номер шесть о гибели очередного штурмовика.
— Слушаюсь.
Генерала этот доклад не обрадовал, и не огорчил.
— Спишите его. Пилотов занести в книгу отторжения, — приказал он.
В это время Коэн, Ветров и остальные пилоты на базе рассматривали новый ромб. Даже в этом огромном пространстве базы черный ромб смотрелся огромным, и чуждым, со своими угрюмыми расцветками и формами.
— Ничем не отличается от того, прежнего, — высказался Коэн.
— Это и хорошо. Хоть переучиваться не надо.
В это время Сашко Билич выволок из ромба ящик для сбора яиц.
— А он полный, — сообщил он, доставая из ящика одно из яиц. — О, ещё даже теплое.
— По цвету похоже на перепелиное, — сообщил один из сербов. — Такое же серое, и всё в пятнышках
— Но покрупней гусиного будет.
— Гораздо крупней!
— Нет, что бы они как у страуса яйца откладывали.
— Ага, будут тебе господа завоеватели жопу рвать.
— И что с ними делать? — Спросил Сашко, поигрывая яйцом.
— Да разбей ты его, и всё!
— А зачем разбивать? Давайте их пожарим да съедим, — предложил Сашко.
Коэн возмутился.
— Ты что, с ума сошёл?! Жрать такую гадость!
— А что, молодец, Сашко. Не пропадать же добру, надо их попробовать на вкус, — рассмеялся Ветров.
Через полчаса они с интересом рассматривали огромную сковороду с грандиозной яичницей. По цвету и запаху она ничем не отличалась от обычной яичницы из куриных яиц. Только желтки были невероятно огромны.
— Ну, кто первый? — спросил Ветров, осматривая лица собравшихся со всей базы зрителей. Никто не решался притронуться к экзотическому деликатесу.
— А ты поверил их у химиков, Владимир? — спросил Коэн, недоверчиво рассматривая блюдо. — Мы не отравимся?
— Проверил, ещё прошлый раз, — успокоил Ветров. — В том два яйца всего было. Ничего особенного. Ни цианидов, ни ритинов нет. Вообще хинки близки нам по строению и составу. Ближе только свиньи.
Билич подтвердил:
— Да мы ещё первый раз нашли в таком же ящике пару яиц, Майдачный проверил их на биохимию. Ничего особенного.
— Ну, ладно, раз никто не хочет, то я… — Ветров достал из одного своих многочисленных карманов фляжку, налил себе в кружку прозрачную жидкость.
— Водка? — с благоговением спросил кто-то из сербов.
— Как же. Спирт, — ответил пилот, глотнул жидкость, запил её услужливо поданной Сашко Биличем водой, а потом решительно зачерпнул ложкой новоё блюдо и отправил его в рот. Все заворожено наблюдали за его лицом. Сначала на нём появилась гримаса удивления, потом пилот повел глазами вокруг себя, и сообщил: — Фигня, полная фигня. Есть невозможно.
После такой антирекламы он снова зачерпнул ложкой яичницу, потом ещё и ещё. Только тут зрители поняли, что во всем этом что-то не так. К сковородке потянулись десятки ложек, а Ветров увеличил число взмахов своего агрегата. При этом он с набитым ртом пытался отговорить конкурентов от подобного шага, мыча, и отрицательно махая свободной рукой. Те не вступали с ним в дискуссию, а, попробовав блюдо, начинали так же отчаянно работать ложкой. Так как на тридцать разбитых яиц собралось сорок едоков, то кое-кто остался без добавки. Но все, кто попробовал эту экзотическую яичницу, как один, бурно выражали свой восторг.
— Однако, по вкусу эти яйца ни чуть не хуже куриных!
— Они похожи на страусиные, я раз пробовал. Тот же вкус.
— Не, мужики, по вкусу они похожи на перепелиные, мне ли это не знать, — надрывался тот серб, то определил схожесть цвета двух видов яиц. — У меня отец перепелов разводил. Вот, точно такой же вкус. Здоровые только они!
— Пилот то больше всех сожрал!
— Надо его раскрутить, чтобы он ещё один штурмовик с яйцами украл.
— Не, мужики, если мы победим этих тварей, то всех их уничтожать не надо. Сгоним их в одну ферму, и пусть они нам яйца на завтрак несут!
Единственный, кто не решился попробовать этой своеобразной яичницы, был Майкл Коэн. Американец стоял со сморщенным лицом, и когда довольный Ветров подошёл к нему, облизывая ложку, сказал ему с осуждением: — Нет, вот этого я понять не могу. Как вы можете это жрать? Я сразу представляю морду этой твари, и меня тянет рвать.
