По очереди, через большой пролом, мы покидаем стены укрывшего нас здания. Пройдя десяток метров, ступаем на необычный грунт. Когда-то давно здесь, может быть, и в самом деле был парк, но сейчас под ногами чавкает отвратительного вида грязь темно-бурого цвета, от которой исходит непередаваемая словами вонь. В некоторых больших каменных обломках, замеченных мною ранее, я с удивлением распознаю скульптуры, изуродованные и перекошенные, но скульптуры. Довольно часто по пути попадаются какие-то бревна, почерневшие и корявые, которые приходится обходить.
Соня, идущая передо мной, сразу за Клаусом, часто спотыкается и несколько раз даже чуть не упала. Я ровняюсь с ней и беру под локоть. Она благодарно кивает, устало опираясь на мою руку. Тяжелый путь отнимает у Сони последние силы, она сильно горбится и совершенно не смотрит по сторонам, механически переставляя ноги. Я вижу, как и Клаусу дорога дается с трудом, да чего уж там, я и сам чувствую, как сильно устал, а еще эта жижи под ногами, бесконечные ямы и уродливые бревна на пути… Наконец Клаус останавливается и тяжело выдыхает:
– Давайте передохнем.
Сколько мы прошли? Сотню метров не больше. Мы выбрали участок земли посуше у одной из огромных каменюк и расположились на короткий отдых. Осмотревшись вокруг и не заметив никаких тварей, я опустился на землю, снял с головы шлем и прислонился спиной к теплому камню. Трясущимися от усталости руками Соня открутила крышку с бутылки с водой и жадно приникла к ней, шумно глотая.
Щерясь черными провалами окон, темной громадой впереди возвышается здание. Жутко. Недалеко от него возвышается гора обломков, бывших совсем недавно точно таким же зданием. Надеюсь, что нового торнадо не будет, и нам хоть с этим повезет. И еще я надеюсь на то, что наше передвижение по этой мрачной и вонючей пустоши до поры останется незамеченным тем, по чьей вине мы через столькое прошли в этом мертвом городе. У меня появилась было мысль прямо сейчас создать птицу-Стража, чтобы она вела наблюдение за окрестностями, но я оставил ее, потому что не хочу тратить четверть часа или больше на необходимые действия. За это время мы должны добраться до здания, и вот если там мы ничего и никого не найдем, вот тогда я, возможно, и пойду на такой шаг, как создание Стража.
От земли поднимаются волны тепла и устойчивый запах гнили. Временами он настолько силен, что вызывает рвотные позывы, но сдерживаться пока удается. Слабый ветер едва шевелит мокрые волосы на голове и не способен разогнать эту вонь. Усталые ноги гудят от напряжения и протестуют против дальнейшего пути, требуя отдыха. Мы сидим молча, не в силах даже разговаривать, да и о чем сейчас говорить? Все итак ясно. Тишина вокруг. Ватная и неживая, она будто обволакивает нас, убивая все звуки.
Вдруг меня осеняет внезапная мысль. Какой же я глупец! Видимо, всему виной изнуряющая, тупая усталость. Но и Клаус не лучше – вон он сидит, вытянув ноги, и временами лениво поглядывает по сторонам. Мы шли по жиже, проваливаясь в нее по щиколотку, а то и глубже, тратя последние силы. Какой же я глупец, если не додумался раньше до такого простого решения этой проблемы! Ну что мешало мне подморозить немного грунт, сделав его твердым, как камень? Мы уже наверняка были бы на подходах к зданию.
Клаус поворачивается и перехватывает мой взгляд. Смотрит вопросительно, угадывая по выражению моего лица, что я что-то придумал.
– Мороз, – бросаю я, – нужно подморозить эту грязь.
Несколько секунд он смотрит недоуменно, а потом до него доходит смысл моих слов, и он зажмуривается, кривя рот от собственной несообразительности. Открывает глаза и также молча показывает большой палец, одобряя и признавая мою идею. Не вставая, я начинаю работать и заставляю проклятую грязь, отнимающую у нас последние силы, замерзнуть.
– Соня, – зову я девушку, поднимаясь на ноги.
Она что-то мычит в ответ, открывает глаза, находит меня взглядом и пытается встать. Мы с Клаусом помогаем ей.
А перед нами прямая, как стрела, прямо в грязи уже выделяется тропа шириной в несколько метров. Она тянется от наших ног в сторону возвышающегося здания. Стежка выделяется на темно-бурой грязи белесоватым цветом покрывшего ее инея.
– Что это? – Соне достает сил выглядеть удивленной.
– Здесь мы пойдем, – отвечаю ей. – Я подморозил грязь, чтобы легче было идти.
Девушка не спрашивает, почему я не сделал этого раньше, а только кивает устало. До цели остается еще примерно сотня метров, когда до нас доносятся какие-то звуки сзади и слева. Мы одновременно оборачиваемся и сразу видим их источник. Не могу скрыть радости, увидев моего монстра, показывающегося из болота. С неумолимостью ледокола он медленно движется в сторону берега, раздвигая и отталкивая от себя куски потемневшего льда. За минуту он выбирается на сушу, но не останавливается, а движется вдоль болота, пока не оказывается впереди и справа от нас. Расстояние мешает, но мне все равно не удается разглядеть каких-либо повреждений на его покрытой толстой броней шкуре. А поверхность болота так и осталась не потревоженной, значит моллюск проиграл бой. Об этом свидетельствуют и грязно-синие разводы, покрывающие тело нашего защитника. Выходит, цефалопод еще жив, если кровь его не исчезла вместе с его смертью. Но не думаю, что болотная тварь еще долго проживет. Огромный осьминог раскидывает в разные стороны свои щупальца и замирает окончательно. Вряд ли, думаю я, в этой темной громаде можно опознать исполинское чудовище, скорее, странный, без окон и дверей дом высотой в три этажа. Вот только черные шары глаз монстра влажно поблескивают, но почти сразу бронированные створки век опускаются, закрывая их.
– Он победил цефалопода, – нарушает молчание Соня и даже пытается улыбнуться. – Что же он будет теперь делать?
– Сначала отдохнет, – отвечаю ей, – а потом начнет уничтожать всех тварей в этом городе.
– Здорово. А потом?
– Потом, – говорю серьезно, – он разобьет садик и будет выращивать цветы.
Клаус улыбается уголками губ, а Соня не менее серьезно произносит:
– Только ему нужно знать, что я люблю ромашки. Пусть посадит побольше ромашек. Он знает ромашки? – ее глаза, несмотря на вселенскую усталость, смеются.
– Я уверен в этом, – заверяю ее. – Он уделит ромашкам максимум внимания.
– Что же, – она поправляет выбившийся локон своих светлых волос, – тогда идем дальше, а то я жутко устала.
– Идем.
Мы делаем шаг, становясь на твердую, как камень, тропу из замерзшей грязи, и, словно сорвавшись с цепи, происходит целая череда событий. Будто в насмешку над нашей тщетной надеждой выбраться из этого проклятого города.
