Сначала появляется гул. С каждой секундой он становится все громче. Первой мелькает мысль: «Откуда здесь вертолет?» Странный звук доносится до нас как раз со стороны двадцатиэтажного здания, к которому мы направляемся. А потом слепые окна исторгают из себя царящий в них мрак. Он тянется к нам черно-желтыми жгутами. Огромные не то осы, не то пчелы размером с ладонь, или даже больше, со все более отчетливым стрекотом-гулом вылетают из окон одного из нижних этажей.
– Это тигровые пчелы! – в страхе вскрикивает Соня, вскидывает автомат и выпускает одной очередью весь магазин, не причинив насекомым никакого вреда.
Нас разделяет не более полусотни метров, и расстояние стремительно сокращается. Не раздумывая, начинаю плести и вдруг вижу, как начинают шевелиться обломки разрушенной высотки. Нет, это не камни шевелятся. Это что-то в них шевелится. Что-то черно-красное. А потом боковым зрением я фиксирую движение где-то справа и впереди от нас, как раз за шевелящимися руинами. Целую секунду я всматриваюсь, не веря собственным глазам, и от увиденного сердце сбивается с ритма. Из небольшой улочки, выходящей к пустоши, показывается Страж. На какой-то миг наши глаза встречаются, но испуганный крик заставляет вернуться меня к работе. Кричит Соня, лихорадочно меняющая опустевший магазин.
Гигантские пчелы, которых девушка назвала тигровыми, за короткие мгновения моей невольной задержки сократили дистанцию вдвое. Я даже могу уже рассмотреть их огромные вытянутые фасеточные глаза. А потом я быстрым движением свожу руки, хлопнув ладонями. Слабый ветерок, не способный даже разогнать вонь, стоящую вокруг, на миг становится тверже камня и бьет насекомых с двух сторон. Но воздух слишком нестабилен и с ним нельзя работать слишком долго, иначе от сильнейших перепадов давления может пострадать сам Плетущий. Все выглядит так, будто летящий рой страшных насекомых в мгновенье ока вытягивается в узкую полосу, а через удар сердца осыпается вниз градом черно-желтых тел. Однако не все у меня получается так, как я ожидал. Мои неполноценные силы и ограниченность в собственных возможностях дают о себе знать. Осыпавшиеся на землю всего в нескольких метрах от нас насекомые совсем не мертвы. Они оглушены и дезориентированы, но все еще живы. Те из них, что упали в жижу, копошатся в ней, бестолково и сердито гудят своими крыльями, но взлететь у них не получается. На миг даже кажется, будто грязь кипит – так много мелких тварей попало в ее плен. Но есть и пчелы, упавшие на обледеневшую тропу. Их немного, но они не вязнут в грязи, только мечутся слепо, пытаясь сориентироваться в пространстве. Еще секунда-другая, и они снова будут в воздухе.
– Назад! – кричу я, отступая на шаг.
Лихорадочно пытаюсь сообразить, что делать. Клаус пятиться рядом со мной, беспомощно оглядываясь вокруг. За спиной негромко ойкает Соня, и я почти сразу оступаюсь и по щиколотку проваливаюсь в жидкую грязь. Тропа заканчивается, точнее мы оказываемся у ее начала, там, где были несколько минут назад. И тут меня осеняет.
– Клаус! – кричу я, – Помогай! Размораживай грязь!
Он моментально светлеет лицом, и мы плетем уже вместе. Замерзшая тропа на наших глазах темнеет, быстро растаивая. Все насекомые, что на ней, оказались в грязи.
– Есть! – с облегчением выдыхает Клаус.
Я не перестаю плести, и спустя несколько секунд над бывшей тропой и ближайшей к ней площадью начинает подниматься пар. Почему бы и нет? Чем вареные пчелы хуже мертвых? Да ничем, потому что ни те, ни другие не представляют никакой опасности. Снова краем глаза ловлю движение где-то в стороне и поворачиваюсь туда, не переставая работать.
Теперь мне видно, что же такое красно-черное и рыжее копошится в обломках разрушенного торнадо здания. Это муравьи. Не имею ни малейшего понятия, как они правильно называются, и есть ли у них вообще какое-нибудь название. Сейчас это не имеет никакого значения. Поднимающийся от вскипающей грязи пар мешает рассмотреть их достаточно хорошо, но, с другой стороны, это совсем неплохо, потому что и нас эти твари обнаружат не сразу. Размером с крупную собаку каждая, они собираются плотной толпой на дальней от нас стороне развалин. Сколько же их всего? Не могу утверждать точно, но не меньше двух-трех десятков. Видимо, в этот миг удача наконец вспомнила о нас, потому что первым, кого видят насекомые – это змей. Они неподвижно наблюдают за ним, больше не глядя по сторонам. А Страж как появился минуту назад у нашей пустоши, так и находится до сих пор на прежнем месте. Странно – раньше его даже скорпионы не останавливали. А потом ряды гигантских муравьев вздрагивают, и твари приходят в движение. Вытягиваясь в цепочку, они направляются к Стражу. Проходит несколько секунд, и он разворачивается на месте, чтобы исчезнуть за стенами домов. Сквозь белесый пар, все сильнее поднимающийся от грязи, мне удается рассмотреть, как сильно его потрепали скорпионы: змеиная шкура уже совсем не черная, она покрыта пылью и грязью и во многих местах влажно блестит сочащейся из свежих ран кровью. Больше я туда не смотрю, поворачиваясь к бывшей тропе. Пусть муравьи сожрут змея и подавятся им.
Там, где еще минуту назад была вымороженная в грязи тропа, сейчас уже стоит настоящая стена пара. Судя по ускорившимся процессам, Клаус присоединился ко мне, и грязь уже не просто разморозилась, но и начала кипеть. Удушливая вонь накатывает на нас волнами, заставляя отступать все дальше. Жарко. Чувствую, как пот ручейками сбегает по спине. Надеюсь, что эти тигровые пчелы сварятся заживо если не в грязи, то в пару.
Что-то черное вылетает из белесой пелены и падает в десятке метров справа от нас. Потом еще и еще. Пчелы вылетают из обжигающего облака, словно пули. Но упав в грязь, больше не шевелятся и сразу исчезают, сдохнув. Они все продолжают с громким гулом-стрекотом вылетать из пара. Вот одна из них проносится прямо над нашими головами и с едва слышным всплеском падает в грязь где-то сзади.
– Осторожно! – выкрикивает Клаус.
А потом очередная гигантская пчела вырывается из кипящего пара и за какую-то секунду преодолевает разделяющее нас расстояние. Я еще успеваю увидеть, как насекомое изгибается прямо в полете, выдвигая вперед свое жало. Даже через бронежилет я чувствую удар врезавшегося мне в грудь маленького монстра. Он увязает в одежде и пытается высвободиться, ни на миг не переставая кошмарно гудеть. Тварь еще копошится, когда я брезгливым, но быстрым движением смахиваю ее с себя. Упав на землю, насекомое не успевает даже пошевелиться, когда я вбиваю его в грязь ботинком. Признаться, я едва сдерживаюсь, чтобы не застрелить гада – таким огромным он мне кажется. Я топчу грязь под ногами яростно и зло, но больше от испуга, чем от ненависти.
