Николай Полунин - Цербер

Дав Елене-первой высказаться до конца, она заставила ее посмотреть на изничтоженные часы.

«И это тоже ты, голуба моя. Не смей прятаться за мою спину. А вообще-то заткнись и сиди тихо. Если он не звонит — значит, у него что-то стряслось, и насколько мы успели его понять — что-то неприятное».

Она решительно начала собираться. Джинсы и клетчатая ковбойка, прочные, но легкие башмачки на сплошной подошве. Волосы подколоть. Сумку через плечо, на нее повесить курточку. Совсем молоденькая девочка-стройотрядовка, что ты.

Документы, деньги. Подумав, она захватила всю наличность, что была в доме, и обе «Визы», косметичку, всякие мелочи.

Выкопала из-под белья футляр с колье, полюбовалась. Бриллианты играли странным блеском. Почти бросила их обратно.

«Вечерние туалеты придется оставить, голуба. Присядь, ты можешь сюда не вернуться. Бусыгин, прощай на всякий случай. — Она хихикнула. — Мальбрук в поход собрался».

На пороге оглянулась. Не вернуться? Здесь остается память о папе, о деде, о маме. Даже о той крашеной рыжей, с которой папа прожил всего два года. Тени остаются, а она уходит. Вот просто берет и уходит. Мальбрук в поход…

За дверью дежурил Василь Василич-младший:

— Куда это вы, Елена Евгеньевна, на ночь глядя? Воздухом подышать?

Она оправилась от неожиданности:

— Это что, домашний арест?

— Помилуйте, какой может быть арест? Если прогуляться, так я сейчас вызову машину — и пожалуйста, куда хотите. Только я, понятное дело, с вами, простите великодушно.

У Елены Евгеньевны загорелись щеки:

— Пропустите и не смейте ходить за мной!

— Вот этого-то я и не могу. — Похожий на каменную бабу Василь-младший развел руками-лопатами. — Пропустить — да, а чтобы совсем без присмотра — нет.

Она испытывала такой гнев, смешанный со стыдом, каких не знала прежде:

— Вы… вы… Как вы смеете! Я позвоню… я… и вас…

— А и позвоните, — обрадовано сказал ее сторож. — Все недоразумения лучше прямо к нему. А я что ж, я человек не вольный…

Еще мгновение, и она не отвечала бы за себя. Ахнула дверью перед придурковатой рожей, кинулась в спальню.

Она сжимала кулаки, ударяя в сведенные колени. Наконец подступившая граница, где было пространство, населенное линиями и черточками, задвинулась обратно, где она ее уже не видела.

Тогда она тихонечко передохнула.

«Чего они добиваются? Чтобы я сорвалась, и тогда кто вообразит последствия? Он просто не понимает, — подумала она. — Я позвоню ему и все объясню».

Однако вместо номера Андрея Львовича, по которому он откликнется в любое время суток, где бы ни находился, она набрала совершенно другой, и опять шли безнадежные гудки.

Все повторялось. Его все-таки нет.

Елена Евгеньевна разрыдалась, выплакалась и успокоилась. Даже повеселела.

«Какая бы у этого Василича-младшего ни была мама, Василичем-старшим там и не пахнет». Ей стало еще веселее.

Она закурила, подвинула к себе телефон поближе. «Позову девчонок или сама набьюсь. Вась-Вася-маленького с собой возьму для смеха».

Дома не оказалось ни Ритки, ни Марианны, ни Зои Александровны. Даже у Маринки, панически боящейся вечерних и ночных улиц, а в особенности лифтов, никто не отзывался. Андрею Львовичу она звонить раздумала.

«Это называется форменное невезение», — подумала она и вдруг, повинуясь импульсу, набрала «сотню». И тут ей ответили ровные гудки.

Елена Евгеньевна поняла.

— Рук не опускать, лишних движений не делать. Два шага вперед, сесть на пол.

Жук-Вадим сделал разрешенные два шага, сел, не отнимая рук от затылка.

— Быстро — сколько внизу?

— Две машины, четыре человека. Я один пришел, Михаил Александрович, а могли бы все. Вас с товарищами приглашают для беседы.

Павел, стоявший, прижавшись, у него за спиной, сделал неуловимое движение. Сказал, принимая тело:

— А как же! На вареники нас приглашают… Исчез из передней, вернулся через пару секунд:

— Вроде не врал. — Проворно оттащил Вадима в комнату и уже там: — Гошка, поставь, зараза, бутылку, хватай ближний автомат, уходим.

Михаил контролировал лестничную клетку. Они обменялись с Павлом понимающими взглядами. Михаил на пальцах показал два и четыре и легонько постучал ладонь о ладонь. Значит, у самого подъезда встали, не таясь.

— Погляди-ка, Братка, чего у него было. Плоская металлическая банка, втрое меньше пивной, без надписей и маркировок, и, как у пивной, на крышке кольцо. Успей Жук за него дернуть, все свалились бы от газа, бери голыми руками.

«А как подъехали, мы и не услыхали», — подумал он, пряча «банку» в карман. Перекинул «осу» на правый бок, продев в ремень плечо и голову.

— Гоша, иди ко мне поближе. Вообще рядом держись.

Батя показал им сложенные колечком пальцы, вызвал лифт, а сам легко и бесшумно побежал вниз. С улицы лестница не просматривалась, зато те, кто их ждет, теперь знают, что они спускаются на лифте.

Последний, пятый пункт плана гласил: раз уж Михаил под колпаком, а это подразумевалось, то отрываться надо всерьез. Для этого надо было дождаться, пока за ним приедут сами. Слова Бати, что уж тогда остальную слежку точно снимут, звучали логично. Он же настоял, что прорыв берет на себя. Михаил поморщился и согласился.

Пока их хотели взять хитростью и малой силой, значит, еще не принимали всерьез.

— Гош, ты не обижайся на Павла, он вообще мужик нормальный. Ха! — спохватился. — Стрелять-то ты умеешь?

— Разберусь. Что Гоше терять, чего бояться. Все свое он уже потерял.

Выстрел на улице, другой. Очередь будто поперхнулась. Гоша взял автомат, как палку.

Возле двух машин в лужах лежали несколько тел. Одно слабо шевельнулось. Михаил непроизвольно ударил снизу вверх по стволу в руках Гоши, но тот и не думал стрелять.

— Батя!

— В машину… да не в «жигуль», в другую… Соврал, гад, их шестеро было… — По бороде у Павла текла кровавая пена. Ему помогли завалиться внутрь «Волги». Бледность Гоши, который поддерживал ноги Павла, была заметна даже в темноте.

— Машину… поменять. Вдруг — «маячок»… засекут…

— Успеется, Батя. Да и кому засекать, ты их хорошо сделал.

— Оно так…

Михаил погнал по улицам, далеко уходить не стал. Выбрал двор потемнее, в нем еще более темный закоулок, выключил мотор, обернулся в темноте.

Нужно было ждать Павла. По крайней мере, одну пулю он получил в легкие, да штанина намокала сзади от пояса. На озере ему понадобилось минут пятнадцать. Но тогда попаданий было больше.

— Зачем остановились? — робко подал голос Гоша. — Его же надо в больницу.