— …и она жадно впитывает живую кровь жертвы. Но чувствует лишь обыкновенную, человеческую плоть, бесконечно далекую от энергетики старого хозяина. И потому этому месту всегда будет мало крови. Оно заставляет новых хозяев постоянно питать его жертвами. Но, сожрав очередную жизнь, эта искореженная материя должна сбросить избыток накопившейся темной силы. На что-то, способное принять и усвоить такое количество энергии…
— И «оно» запиталось на системы Последнего Рубежа, — пробормотал Книжник. Потрясенно покачал головой. — Выходит, вроде как от отходов жизнедеятельности так избавляется…
— Надо уничтожить это гнусное место, — мрачно сказал Зигфрид.
— Правильно, — сказала Хельга, — Не то жертвы продолжатся. А значит, и Кольцо никогда не успокоится.
— Как же его уничтожишь? — проговорил Книжник, озираясь. Огромная бетонная воронка с куполом над головой казалась несокрушимым монолитом. А если вспомнить, какие силы сотворили все это, — просто опускаются руки.
— Ты хотел найти «центр» — мы нашли его, — жестко сказал Зигфрид, — И не уйдем, пока не снимем блокаду.
Книжник еще раз обошел жертвенник, присел рядом. Спросил старика:
— Его ложе — под этим?.. — кивнул на заляпанную кровью полусферу.
Отшельник кивнул.
— Интересно бы взглянуть… — Парень перевел взгляд на Зигфрида. Воину не нужно было ничего объяснять. Пропела звонкая сталь и…
Книжнику не раз уже приходилось видеть, как закаленный в Поле Смерти клинок вспарывает толстую броню и режет камень, словно глину. Но сейчас произошло неожиданное. Сверкнула синеватая вспышка. Меч со звоном отскочил, не оставив на жертвеннике ни царапины. Только пробежали по поверхности тонкие, искрящиеся волны.
Негромко усмехнулся Хан. Чико молча обратил на шайна ничего не выражавшие окуляры, Лицо Зигфрида налилось краской. Он хмуро осматривал заточку клинка, бросая короткие взгляды на непробиваемую поверхность.
— Ладно… — пробормотал Книжник. — Попробуем по-другому…
Медленно протянул к жертвеннику руку.
— Не смей! — бросилась к нему Хельга.
— Не бойся, — вмешался Отшельник. — Храм принимает лишь уснувшую жертву. Навсегда уснувшую, если вы меня понимаете…
— Чего ж непонятного, — нервно усмехнулся Книжник. Сделал над собой усилие — и положил ладонь на изогнутую поверхность, шершавую от засохшей крови.
Храм не убил его. Во всяком случае, сразу. Но ладонь ощутила тревожное покалывание. Нет, оно не было болезненным. Скорее даже приятным. И вместе с тем рождало почти непреодолимое желание: с настойчивостью заботливой матери оно убаюкивало, неумолимо клоня ко сну. Чтобы оторвать руку от жертвенника, потребовалось усилие, не меньшее, чем для того, чтобы прикоснуться к нему.
И тут же навязчивая сонливость прошла.
— Ник, что с тобой? — будто издалека долетел гол ос Хельги.
Книжник вяло махнул рукой: «все в порядке». В этот момент в голове возникла смутная идея, основанная больше на интуиции, чем на нормальной логике.
Нет смысла атаковать жертвенник закаленной сталью, взрывать сам Храм, охотиться за коварными сектантами.
Нужно только одно.
Заглянуть в душу монстра.
— Ты с ума сошел! — глухо сказал Хельга.
— Другого пути нет, — ответил Книжник. — То, что мы добрались сюда, — само по себе чудо. Сейчас, когда на карту поставлено существование Кремля, а может, и всего людского рода, сам бог велел рисковать.
Идея была проста. И в то же время эта внешняя простота граничила с безумием.
Алтарь был сооружен на месте, где, если верить Отшельнику, Бука предавался своим непостижимым сновидениям. Теперь это место буквально излучало странную «сонную энергию». Сам собой возникал вопрос: не будет ли правильным разбираться со странностями этого места, настроившись на «альфа ритм», свойственный спящему? Попросту говоря — во сне.
— Но почему именно ты?! — Хельга с трудом сдерживалась, чтобы не сорваться на крик.
— Потому что… — Книжник пожал плечами, — Потому что он сам этого хочет.
— Кто хочет? — Зигфрид скептически приподнял бровь.
— Он. Бука.
Наступила тишина. Самое естественное состояние под этим нереальным мерцающим сводом.
— По-моему, парнишка малость утомился, — сказал Чико.
— Ты плохо выглядишь, — согласился Зигфрид. — Действие допинга кончилось, ты неадекватно воспринимаешь реальность.
— Достаточно адекватно, чтобы принять решение, — упрямо ответил Книжник. Хотя сам стал замечать, как тупая боль постепенно овладевает телом. Наверное, это и была та самая «ломка».
— Давайте это сделаю я, — предложил Чико. — Я все равно собирался его прикончить…
— Ты ничего не понял, Чико! — резко сказал Книжник. Зигфрид с удивлением глянул на друга. Он впервые слышал от него подобный тон. — Я не собираюсь с ним сражаться. Да это и невозможно. Все, что реально сделать в нашей ситуации, — это договориться.
— Как можно договориться с чудовищем? — треснувшим голосом спросил Хан. Все это время он был словно тень — тихим, незаметным наблюдателем. В другое время поведение шайна могло бы насторожить. Но сейчас все смертельно устали и хотели только одного — чтобы все поскорее кончилось.
— Надо попытаться, — сказал Книжник, усаживаясь рядом с жертвенником.
В идеале хорошо бы лечь прямо на него — чтобы старое ложе Буки оказалось точно под ним. Но на этой полусфере сподручно разделывать жертву, но никак не лежать живому человеку.
Стараясь прочувствовать соприкосновение с неведомой силой, парень привалился спиной к алтарю. Тут же обрушилась уже знакомая истома: в сон потянуло, словно утопленника на дно с камнем на шее.
— Если что — вытащите меня отсюда… — слабеющим голосом проговорил Книжник, проваливаясь в черное забытье. Но вдруг понял, что слова его никто не услышал.
Ведь он уже спит. И уснул целую вечность назад.
Поначалу Книжник не понял, в каком пространстве находится, что видит его спящее сознание. Понимание пришло мгновенно. Ведь он находился в том самом иллюзорном космосе, что проецировался на купол Планетария. Память настойчиво подсказывала: он пришел в этот призрачный мир не ради самолюбования. Он должен найти его хозяина.
Все произошло как и в прошлых сновидениях: хозяин сам нашел его.
Черный, как глубины космоса, силуэт на фоне мерцающих звезд, он одновременно вроде и был, и не существовал вовсе.
— Бука?.. — дрогнувшим голосом спросил Книжник. Во сне его голос эхом разносился по бескрайним просторам этого мира. Хотя ум язвительно отмечал: не может быть никакого эха, если нет стен и границ.