Как бы там ни было, в одном Боринос был прав – эффект его воинство произвело. Как только вестовые доложили о появлении «серомундирных» прямо за спинами бургосского ополчения, Сабин прикрыл руками свое лицо. Кровь застучала в его висках, огромное тело бывшего лавзейского вилика задрожало. «Вот оно, вот!» – прошептал он себе. Боссон – цветущий край, и чтобы купить над ним власть, нужно внести огромную предоплату.
– Кажется, нас окружают, сэр! – прокричал ему вестовой. – Примерно в двух километрах к северу строятся клерикалы!
Сабин вытер пот.
– Они вышли из храма Хепри?
– Полагаю, да, сэр, больше неоткуда. Разъезды не сообщали нам об обходе.
– Такого раньше не случалось, а?
– Не случалось, сэр. Храмы закрыты для мирян, в том числе и для армии короля. Но иных вариантов нет, королевские мушкетеры становятся линейными колоннами в пределах Черного Круга.
– Действительно окружение… – прошептал Сабин, пытаясь изобразить удивление. – Тогда поднимайте столичные батальоны, мы снимаемся с позиции.
– Не понял, сэр?
– Все ты понял. Мы отходим к Бургосу!
– Но левый фланг Бориноса опрокинут, еще немного и Трэйт прорвет его центр.
Но Сабин лишь гневно помотал головой.
– Ты мне указывать вздумал, щенок?! Да плевать я хотел на Трэйта! Сражение проиграно и как префект столицы Республики я обязан ее защитить. Отходим в Бургос. Живее!!
Драгуны Крисса рвались вперед. Левый фланг армии Бориноса был опрокинут навзничь, казалось, вот-вот будет прорван и центр обороны – это отчетливо просматривалось из ставки Трэйта.
Маршал удовлетворенно кивал головой, щурясь и всматриваясь старыми, но зоркими глазами в пыльные столбы над атакующими клиньями своей победоносной кавалерии, когда Рихмендер тронул его за локоть:
– Как странно, сударь. Мне только кажется, или Сабин на самом деле снимается с редутов?!
Трэйт обернулся.
Серые точки бургосских ополченцев, как волна муравьев, сбегали с земляных насыпей, а чуть дальше за ними, на хорошо просматриваемом пространстве за линией укреплений наплывали на поле ровные пятна неизвестно откуда взявшихся свежих полков короля.
* * *
Манипулируя ручками пульта спутников, Гордиан всматривался вниз сквозь облачную завесу. С орбиты вокруг светила огромное батальное поле просматривалось как на ладони.
Гор не был профессиональным полководцем, однако для понимания ситуации быть специалистом генерального штаба не было необходимости. Ситуация была прозрачна даже для младенца. Дивизии Сабина, построенные на левом фланге Армии Свободы, оставляли свои позиции в почти выигранном сражении! Несколько клерикальных полков в тылу Армии Свободы были серьезной помехой, но не тогда, когда фронт короля почти прорван их конницей!
Опустив камеру слежения ниже, Гордиан отчетливо видел, чту именно происходило внизу. Бургосские ополченцы, возмущенные приказом своего префекта, отказались покидать позиции. Однако их командующий был непреклонен, а дисциплина в армии – суровой. Сто сорок тысяч человек, обнажив огромную дыру в единой линии войска повстанцев, начали переправляться на восточный берег реки – в Бургос.
Это было предательством!
Десятью минутами позже завершения маневра Сабином, видя крах своих построений, к которым огромным спрутом двинулись пехотные дивизии короля, Трэйт прекратил контратаку. Его победоносная кавалерия, откатившись назад для сохранения линии фронта, оказалась зажатой между позициями Бориноса и собственными редутами, уже занятыми к тому моменту клерикальными полками – как будто в капкане.
Минуты спустя клерикалы развернули брошенные Сабином мортиры и начали убийственный обстрел «рабских» флангов и драгунов Трэйта, попытавшихся выбить их, возвращаясь с такой удачной и так неожиданно прерванной атаки. Оказавшись в чистом поле, открытая, как обнаженная девка, кавалерия Трэйта была выкошена картечью!
Но армия не сдавалась. Уже через час, нечеловеческими усилиями сдерживая натиск Бориноса по всему фронту, Трэйт атаковал бывшие собственные позиции и окровавленными штыками вышиб оттуда церковных мушкетеров!
Наблюдая через спутник, Гордиан удовлетворенно кивнул: линию фронта удалось сохранить. Боринос не смял строй повстанцев, однако…
Люди были измотаны, а дальнейшее сражение просто невозможно.
И Трэйт отдал приказ об отходе. Организованно и четко, окруженные с трех сторон, истерзанные дивизии Верховного маршала двинулись в направлении Бургоса, откуда явились сюда для битвы ровно пять дней назад.
* * *
Сабин наблюдал за приближением остатков Армии Свободы и наседающим ей на плечи неприятелем. Оба воинства были измотаны и избиты почти до крайнего предела, однако никто не отступал от задуманного – противники демонстрировали фантастическое упорство.
Сабин обернулся к Критию:
– Этот идиот Трэйт пытается на своих плечах ввести Бориноса в Бургос!
– Он всего лишь спасает армию, сударь. Тех, кто сегодня сражался за наш город, тех, кто за него умирал.
– Ерунда! Тех, кто «умирал», спасать не надобно, а вот Бургос мы обязаны защитить. Сжечь мосты! Король не ступит на восточный берег! Живее!
Даже Критий, лично преданный Сабину, опешил:
– Что, сударь? Но это же… Что?!
Лицо Сабина налилось кровью. Критий подумал – от гнева, но сам префект знал, что это от ужаса перед собственными словами. Он только что произнес приговор сотням тысяч собратьев.
– Мы должны сохранить город, – солгал он себе. – Сжечь мосты! Сжечь!
Мишан Трэйт оторвал глаза от подзорной трубы, его челюсти сжались как стальной капкан. Когда вестовой сообщил ему, что Сабин жжет мосты, он в первое мгновение не поверил, бросился вперед и… увидел все сам. Но почему?!! Вопрос был хорош, а вот времени на ответы, похоже, не совсем осталось. Времени, если честно, не осталось уже ни на что!
– Вот и все, – сказал он, обращаясь, скорее, к себе, чем к стоящим за спиной офицерам. Но затем – обратился и к ним. Спокойно, как будто перед тренировочным боем:
– Полкам развернуться. Дивизии ближе к Кобурну пусть отходят на север к Катришу и Риону. Никий, ты с ними. Крисс, кавалерию в арьергард.
А потом громче:
– Сардан Сато! Лавзейцы – ко мне! Полки в линию! Прикроем отход!
И развернувшись лицом к истерзанным солдатским шеренгам, он выхватил свой клинок.
– К смерти и победе готов! – могучим голосом, сотрясая вершины копейных наверший и воздетых в воздух блистающих кошкодеров, взревел старый дацион.
– Кхарра! Кхарра! – ответили ему сто тысяч пикинерских глоток. И с этим криком каждый из них, вчерашних огородников и столяров, в то же мгновение стал консидорием!
