Одновременно полезли на нейтральную полосу штурмовики, поддержанные саперами с ножницами для резки оставшейся после артналета проволоки. Фактически это сложно еще назвать движением войск за «огненным валом», но что-то приближенное к этому.
С некоторым интервалом за штурмовиками выдвинулись роты зачистки захваченных траншей.
Основная пехота вводилась в прорыв третьим эшелоном.
За ним планировался еще четвертый тактический эшелон, который предназначался для выхода на оперативный простор за полевыми укреплениями врага, и его главной задачей стоял погром ближних его тылов, нарушение линий связи, ликвидация артиллерийских батарей. А главное, он должен был не подпустить к основным силам царцев их резервы, разбивая их по частям на марше.
И только потом вводились в бой основные силы, скрываемые до поры в глухих лесах, с задачей рассечь вражескую группировку на части и прижать их к болотам, отсекая от тылов. Лишая управления и снабжения.
Последними на оперативный простор глубоких вражеских тылов запланировали двинуть застоявшихся кавалеристов.
Начали с полевого укрепрайона. А когда враги, слегка опомнившись, сообразили, где может быть направление главного удара, и успели хоть как-то отреагировать движением резервов, начала гвоздить вражеские укрепления тяжелая артиллерия обоих фортов и дивизия особого могущества. Брусиловский прорыв в миниатюре. Резервов на все три участка «направления главного удара» у царцев не было. С нашей стороны темп, темп и еще раз темп… максимально эффективно использовать первые часы наступления. Не дать врагу опомниться и наладить управление войсками.
На севере еще вчера днем по своевременной команде спешно достроено из готовых элементов последнее звено гати. Без потерь захвачен плацдарм за ней в обширном, но редком приболотном осиннике. В нем всю ночь наращивалась ударная группировка и одновременно высылались взводные конные разъезды, усиленные ручным пулеметом каждый. Заранее сформированные команды штурмовиков из рецких саперов для захвата мостов, разъездов с водокачками и временного нарушения телеграфного сообщения на железной дороге получали задачи, направления и кроки. Два дня, не меньше, будут перетаскивать через гать кавалерийскую дивизию вслед за бригадой рецких горных егерей. Еще одна бригада горных стрелков терпеливо ждала своей очереди на переправу. Просто сидеть в лесу, как они это делали на протяжении последних двух месяцев, было хуже.
Пока враг очухивался от первого огневого налета, мы за это время успели отмахать в темноте по рельсам пятнадцать километров и сбросить десант на первый разъезд, где заранее был намечен первый ротный опорный пункт. Следующий за нами шушпанцер тянет для них три платформы с «раздвижными спиралями Кобчика» и доберется до десанта, когда тот закончит зачистку полустанка и приступит к инженерному обустройству позиции, загнав лишние платформы с магистральных путей на запасные ветки.
Второй шушпанцер везет такой же груз для второго разъезда.
Потом их задачи — рокада и северная ветка железной дороги. Третий эрзац-БеПо остается на каком-либо разъезде и при необходимости поддержит огнем пехоту до прибытия приданной им артиллерии.
А нам вперед, и только вперед, на Узловую. И как можно быстрее, пока там видят третьи сны. Освободившись от лишних платформ на полустанках, колеса бронепоезда запели бойчей на рельсовых стыках.
Мандраж прошел, уступая место боевому возбуждению с необыкновенной ясностью мысли.
На востоке занималась робкая полоска блеклой зари хмурого сентябрьского утра.
Вошли на Узловую с рассветом «на цыпочках» и врага застали без штанов в буквальном смысле этого слова. Впрочем, не так уж того врага там было и много — батальон охранения да различные службы ближнего тыла, в которых нестроевых офицеров намного больше, чем солдат, занятых погрузкой-разгрузкой да караулами «через день на ремень».
К тому же разместили их не одним кулаком в казармах, которых в этом городке вовсе никогда не было, а распихали по два-три человека по обывательским квартирам на постой. Их офицеры, соответственно, жили совсем отдельно в домах состоятельных обывателей, в которых комфорта было больше. Все это только добавило неразберихи и паники. Наспех одетые, невыспавшиеся и неопохмеленные царские солдаты хоть и держали по военному времени оружие при себе, но вот запас патронов при них был весьма ограниченный — только то, что в подсумках на поясе. Да и вояки из тыловых солдат оказались так себе. Складская охрана не самый лучший человеческий материал. Все по старому армейскому анекдоту: «Стой, кто идет? Стрелять буду. — Стою. — Стреляю».
К прибытию на станцию пехотного батальона поддержки броневого дивизиона в полноценном воинском эшелоне в пристанционном городке осталось всего несколько очагов сопротивления. Всё — городок наш!
Гранаты и ручные пулеметы проявили себя вне конкуренции. Как и ярость штурмовиков, отбирающих обратно свою землю. А вот гаубицы бронепоезда выстрелили не более десятка раз — все же это наш город и наши жители. Ни к чему лишние разрушения и жертвы.
В первые пятнадцать минут десанта весь район, прилегающий к вокзалу, был в наших руках. И группы штурмовой пехоты уверенно занимали следующие кварталы.
За ними шла волна чистильщиков и трофейщиков. И вязальщиков пленных. Этой боевой специальностью мы озаботились заранее и не прогадали. Под пленных определили крепкий каменный пакгауз на станции. По случаю пустой. Но и он скоро стал тесен.
На самой Узловой станции захватили на северных путях эшелон с 75-миллиметровыми полевыми орудиями заморской системы. Матчасть двух восьмиорудийных батарей, с приличным боезапасом к ним и полной амуницией, включая передки и прочий ЗИП.[25] Всё, кроме коней и обслуги.
Отдал приказ установить их южнее и севернее станции на особо угрожаемых направлениях контратак царцев вдоль железных дорог. И послать гонцов на ручной дрезине с требованием командованию направить к ним запасные расчеты артиллеристов из резерва. Раз такая оказия. Заранее об этом мы как-то не подумали. Да и не рассчитывали на такую удачу, если совсем уж по-честному. А тут откровенно орденопадом запахло. За одну захваченную пушку всем участвующим крест дают, а тут шестнадцать…
Кстати, станционный телеграф нам достался на вокзале целеньким, в комплекте с дежурными телеграфистами — на мое удивление, совсем гражданскими железнодорожниками, по национальности огемцами, охотно пошедшими с нами на сотрудничество. Но связаться по навороченному аппарату, печатающему телеграммы буквами на узкой бумажной ленте, с нашим командованием оказалось невозможно, еще по прошлому году кабель со столбов шрапнелью посрывало, да так и не удосужились его восстановить за время кратких перемирий.
