Еще карабкаясь по скобам, вбитым в стену водокачки, Змееныш почуял Заточку. У Змееныша не было оружия, к тому же порученец в любом случае находился в более выигрышном положении: за ним первый выстрел — едва гость покажется в отверстии, — и этот выстрел почти наверняка станет последним.
Но Змееныш не раздумывал. Добравшись до места, где лаз расширялся, он сел на корточки, упираясь в стену, и закрыл глаза. Постепенно смолкли все звуки внешнего мира, и дымчатое ментальное пространство развернулось вокруг. Очертания дыры над головой, едва заметно подсвеченной из комнаты, смазались, зато перед внутренним взором четко проступило сознание притаившегося Заточки. Человеческий разум слишком сложный, чтобы им управлять, — но Змееныш и не собирался брать старого врага под контроль, ему было нужно другое. Он подобрался, ощутив в солнечном сплетении комок гнева, — и что было сил ударил им в центр черно-лилового, с красными прожилками, сознания Заточки. И одновременно прыгнул.
Заточка заметил движение и успел выстрелить. Но за мгновение до этого что-то толкнуло его изнутри, рука дернулась, и пуля ушла выше, попала в подоконник. Из дыры тенью метнулся Змееныш. Порученец вскочил, целясь в грудь, — и захрипел, повалился обратно на кровать. Змееныш вырос, стал огромной косматой фигурой, навис — от него исходила тяжелая мрачная энергия, которая вдавила Заточку в матрас. Голову сжал железный обруч боли, сознание помутилось.
Порученец задергался, он еще чувствовал пальцы, ощущал металл пистолета — но не мог сделать ни движения. А Змееныш наступал, продолжая давить, ломая сознание. Заточка корчился на кровати, дергая рукой с пистолетом, стараясь нацелить его на врага. Глаза выкатились, он прокусил нижнюю губу. Потекла кровь, Заточка с шипением втянул ее в себя, глотнул теплую соленую жидкость.
Змееныш ощутил, как навстречу ему встает ненависть, такая же сильная, как его. Она создала преграду между ними — и Заточка смог двинуть рукой. Он вновь задергался. Между искривленных губ стекали кровь и слюна, порученец, дрожа от напряжения, стал медленно поднимать руку. Хрипя, он навел пистолет на Змееныша. Тот почувствовал, как напрягся палец на спусковом крючке, как вспыхнула в Заточке злая радость. Перед глазами Змееныша встала картина: Оксана в ручье, волосы развеваются в потоке воды, будто водоросли, кровь и рана на шее... Кому ты служишь? Тому, кто убил ее ? — он ударил этой мыслью в сознание Заточки, послав туда картину мертвой девушки, и, будто тараном, пробил стену ненависти, созданную врагом.
— Нет... — хрипнул порученец, мотнув головой. — Она не... Я...
Змееныш представил его сознание в виде картонной коробки — и стал мять эту коробку, ломая стенки, вминая грани.
Заточка заорал. Его скрутило, рука с пистолетом откинулась назад, палец вдавил крючок, пули пошли в стену. Потом пальцы разжались, руки сами стали подниматься и легли на шею. Сипя и дергая ногами, Заточка стал душить себя. Глаза выкатились, язык выпал — а порученец все сжимал горло, до крови вдавливая ногти в кожу.
Когда Змееныш пришел в себя, Заточка был мертв. Тяжело дыша, Змееныш наклонился над кроватью, вгляделся в искаженное ужасом серое лицо, повернулся и вышел из комнаты.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ ПРАВДА. ЛЮДИ И ЧУДОВИЩА
На площадке он едва не упал, сделав несколько шагов, оперся о стену. Он потратил слишком много психических сил, на Слона их уже не хватит. Поэтому Змееныш вернулся, снял с пояса Заточки самодельный нож и опять вышел в коридор.
Он толкнул дверь кабинета.
Подпирающий стену Колобок вскинул пистолет. Змееныш плеснул на телохранителя остатки эмоций — того толкнуло в грудь; раскинув руки, Колобок спиной врезался в стену и сполз по ней. Пистолет отлетел под стол. Колобок заморгал, привставая.
Змееныш в упор посмотрел на него.
Перебирая руками по стене, телохранитель поднялся. Глянул на Змееныша, на сидящего в кресле Слона, на узкую дверь в стене за спиной хозяина, опустил голову—и бочком вышел наружу мимо Змееныша.
Сгорбившийся Слон даже не обернулся вслед охраннику. Змееныш обошел стол, встал перед хозяином Лесного Дома... и если бы хоть что-то от прежнего Змееныша еще осталось в его душе, он бы ужаснулся. Горе сломило Слона. Не стало крупного сильного мужчины с властными движениями и уверенным взглядом. В кресле сидел старик с трясущимися руками.
Но у теперешнего Змееныша этот старик не вызвал жалости. Подняв нож, он шагнул вперед. Слон глухо сказал:
— Ты похож на отца.
Змееныш замер. В комнате было полутемно, горела лишь тусклая настольная лампа с зеленым абажуром. Хозяин медленно поднял взгляд.
— На Ворона, — пояснил он. — Ворон... Я почти забыл его лицо. Если бы не ты — забыл бы точно. Он был моим напарником, мы с ним вдвоем Лесной Дом заложили. Удачливый, сволочь. И тоже что-то такое чуял, как ты. Вернее, это ты как он, только у тебя оно развилось сильнее. — Слон распрямил спину, уперся трясущимися руками в подлокотники, попробовал встать — и не смог. По лбу потекла капля пота. Змееныш смотрел на него, и Слон заговорил вновь: — Он тогда один в Зону пошел и богатый хабар взял. Очень богатый. Меня обидел. Говорил перед тем: опасно, я могу не вернуться... Кто из нас тогда об опасности думал? Вернулся, да еще с хабаром, а я вроде как ни при чем. Ну, я его и убил. Не один — с Заточкой. Заточку Ворон под ребра успел ранить. Хабар я себе забрал, с него мое богатство и пошло. А баба Ворона с дитем в Зоне тогда была вместе с ним, на стоянке. Она видела, как все произошло. Значит, нам надо было довершить дело. Но она сбежала, ночью с дитем в Зону бросилась, мы за ней. Упустили. Потом услышали вой псевдопсов, поняли: за женой Ворона стая увязалась. Значит, конец ей. Ладно, вернулись в Лесной Дом. И вот такая получилась ирония злая, что Мазай тебя на следующий день ко мне притащил. — Слон поднял взгляд и прямо посмотрел в глаза Змееныша. — Теперь все знаешь. Убивай, не жди.
Змееныш прорычал что-то неразборчивое, шагнул к нему, занося руку с ножом. Лезвие блеснуло в свете лампы. Слон откинул голову, подставляя шею.
За дверью позади кресла раздались шаги. Рука Змееныша еще двигалась, но взгляд метнулся к двери. Слон сидел не шевелясь. Змееныш качнулся вбок, рука дернулась книзу — и нож вонзился в подлокотник возле запястья Слона. Шаги стали громче.
Кто-то подошел к двери.
— А-а... — выдавил Змееныш.
Лицо от усилий исказилось — уже давно, очень давно он не произносил ни слова. Губы приоткрылись, язык дергался за ними, стараясь выпихнуть наружу неподатливые комки слов.
