Хальвдан невольно улыбнулся на его слова.
— Что есть, то есть.
— Так с чего бы мне теперь ввязываться в ссору, в которой победить я не смогу? Будто не знаю, что его войско больше моего. Сядьте вдвоем с князем и подумайте! — резко махнув рукой, Наяс замолчал и поджал губы.
— Да потому что время для того, чтобы воду мутить сейчас самое подходящее! Вот ты сердишься, Наяс, — нарочито мягко проговорил Хальвдан. — Между тем, стрелы-то никуда не делись. Вот они, тут лежат. Похожие, как будто одна рука их делала. А я должен сейчас к кнезу вернуться и сказать, что, мол, староста меня заверил, что это не он. Аж в грудь себя бил, что не его люди твой обоз в лесу подкараулили. А я поверил, добрая душа. Так должно случиться?
Старик устало скривился.
— За каждого из своих людей я ответа не дам. Но никто из них из Излома далеко не уезжал уже, посчитай, с лета. И стрелы такие делают не только в нашей деревне — все древнеры с такими охотятся. Но перед Богами могу поклясться, что приказа убивать кметей не давал — и делай с этим, что хочешь. Можешь хоть голову мне на моём же дворе отрубить.
— Думается, живым я отсюда тогда не уеду.
— Мне уже будет всё равно, — Наяс смахнул ладонью со стола невидимые крошки.
— И что будет с твоим народом — тоже?
— А ты мне сейчас, верег, не угрожай! Не стращай моим народом.
Старик приподнялся с лавки. Его жена, которая как раз принесла обмотанный полотенцем горшок с ароматной мясной похлёбкой внутри, опасливо глянула на мужа и положила ему ладонь на плечо. Хальвдан примирительно поднял руку.
— Я не угрожаю, а предупреждаю. Нам совсем не нужны раздоры со своими же людьми. Но что мы должны думать, если находим там, возле тел кметей, стрелы, похожие на ваши? Поговаривают, и ссора с мытником у вас тут вышла. Оставить это так и безоглядно поверить твоим словам я не могу, сам понимаешь.
Наяс снова опустился на лавку, сложил руки перед собой и посмотрел на него водянистыми глазами.
— Понимаю. Отчего ж не понять.
— Посему, — продолжил Хальвдан, — я оставлю в Изломе отряд кметей, чтобы они приглядели за твоими людьми и тобой лично. Сам же пока остальных древнерских старост расспрошу. И заберу с собой твоего внука, — он протянул руку и потрепал всё ещё сидящего рядом Брамира по волосам.
Мальчишка вздрогнул и вопросительно глянул на деда. Но тот только вздохнул.
— На цепь меня посадить хочешь, воевода?
— А надо? — Хальвдан дёрнул бровью. — Если за древнерами не обнаружится никакой вины, то мальчишка будет цел и невредим. Посмотрит, как живут отроки в Кирияте, а может, и сам захочет им стать. Разве плохо? — Старик промолчал. — Вот и я так думаю. Только ещё кое-что объясни мне, Наяс. Почему людей своих в ополчение отправлять отказался?
Вождь размышлял недолго, будто давно ждал такого вопроса. Он отправил растерянного Брамира в другую клеть, а сам проговорил:
— Между нами часто не было мира. Это верно. Но время сейчас неспокойное. Переломное. И я хотел бы положиться на Кирилла, доверить ему жизни древнеров. Но есть то, что меня беспокоит. Поэтому я и не хочу отправлять своих людей на смерть. Поэтому не хотел присоединять земли к княжеству. А вовсе не потому, что я упрямый старый хрыч, как ты думаешь.
— Ты так говоришь, будто знаешь что-то, что нам неведомо, — Хальвдан подался вперёд, не понимая, к чему ведет вождь.
Наяс слабо улыбнулся скорее своим мыслям, чем его словам. Затем ещё некоторое время обдумывал, что сказать, и вздохнул, словно смирившись с неизбежным.
— Да, я знаю больше твоего, верег, хоть ты можешь мне и не верить. И даже рад, что ты приехал сюда сейчас. Пусть и с обвинениями. Просто выслушай. Есть силы, которые не подвластны ни мне, ни тебе. Но наше счастье в том, что иногда они желают говорить.
— С тобой…
— Они говорили и с моим отцом, и всеми предками по его линии до самых давних времён, — кивнул Наяс. Его жена, накрыв на стол, села было рядом, но услышав, о чём собирается рассказать муж, поспешно встала и ушла, да ещё и детей с собой прихватила. А староста продолжил: — Они будут говорить и с моим старшим сыном, когда придёт время. Боги предостерегают меня и учат. Они пугают меня иногда, но во всём надо уметь видеть наставление. И слышать. Однажды я не послушал, дал слабину. Возможно, поплачусь за это, но не хочу, чтобы поплатились мои дети, — Наяс перевёл дух. — Да. Я никогда не жаловал Кирилла. Не потому, что считаю его скверным правителем или глупым человеком. Просто, до того, как он появился на наших землях, мне было видение. Я видел огонь. Много огня. И здесь, на холме у излучины — тоже. Видел среди огня Кирилла — тогда я ещё не был с ним знаком — но он не горел, он сам был тем пламенем… Но когда князь приехал, я понял, что он сильный и умный муж. Достойный сын своего отца. В его душе есть Правда. Я уступил. И забыл бы о том видении за столько лет. Если бы оно не повторилось снова. Две седмицы назад или чуть больше. Такое яркое… Как будто мне хотели напомнить о том, что я упустил.
Хальвдан устало переглянулся с Ленне, сидящим слева. Тот, разделяя его сомнения, поджал губы.
— Я не знаю, какими травами ты себя одурманиваешь, Наяс…
Староста остался безучастным к колкости. Проговорил холодно:
— Не хуже тех, которыми ты дурманишь себя перед боем, берсерк, — он помолчал, наблюдая за Хальвданом и его ватажниками. Но тот ничем себя не выдал, хоть и удивился про себя, что Наяс, оказывается, так много про него знает. Тогда старик продолжил: — И твои насмешки ничего не изменят, Хальвдан. Я расскажу тебе всё, что видел в пламени и рунах. Я покажу тебе. И, может, ты тоже поймёшь, что Кирилл однажды доведёт нас до большой беды. Если не погибели. Он уже ступил на этот путь и увлекает остальных за собой. И думается мне, смерть кметей — только начало.
— Зачем ты рассказываешь об этом мне?
— Считай, что мы чем-то похожи, — едва заметно усмехнулся Наяс. — И мы не враги. Ты можешь предостеречь Кирилла в том, о чём он, возможно, ещё сам не знает. Тебя он послушает.
Млада медленно провела рукой по плотному стальному полотну кольчуги на своей груди. Извернувшись, глянула за спину, покрутила-поправила пояс, надетый поверх. Серебристые кольца поблескивали в свете факелов, установленных на стенах оружейной. При каждом движении с кольчуги будто стекало жидкое пламя. И хоть сколько долго просиди над ней, разглядывая, не найдёшь ни единого изъяна.
— Ну, как? — мастер Деян покрутил чернявый ус. — К душе пришлась?
Млада улыбнулась уголком рта и посмотрела на свой кожаный нагрудник, сложенный на лавку рядышком. Против стальной брони тот казался чем-то вроде тонкой одежонки: ни клинка толком не задержит, ни стрелы. В этом довелось убедиться не так уж давно. Но Млада привыкла к нему. Нагрудник был достаточно плотным, чтобы уберечь от слабых скользящих, а то и рубящих ударов, и в то же время лёгким и гибким, не стеснял движений. Кольчуга, изготовленная кузнецом Деяном нарочно для неё, безусловно, была хороша — самому князю не стыдно надеть — но против нагрудника висела на плечах непривычным полупудовым грузом и тихо металлически шелестела, стоит только шевельнуться. Да только в бою в простой кожаной броне сильно-то не поскачешь, особенно с вельдами, оружие которых отравлено.
