Елена Крестьянова - Зов Орианы. Книга вторая. Арктический десант. [СИ]

Он мысленно представил себе спальню, в которой они с Мадаленой провели столько приятных вечеров и не менее приятных ночей, и увидел, как прямо перед ним образовалось туманное облачко, которое стало медленно вращаться вокруг серединной точки, закручиваясь в концентрическую спираль.

Не раздумывая, каким-то шестым или даже седьмым чувством осознав, что опасности нет, он шагнул в воронку перехода.

Мадлен не спала, она лежала на кровати и при свете ночника читала, держа в руках небольшого формата серенькую книжку. Илья стоял на пороге спальни, прижавшись к косяку, смотрел на женщину, по которой жутко соскучился, и глупо улыбался; он прекрасно знал, что она читает - это был томик стихов её любимого Есенина. Мадлен не услышала бесшумного появления блудного любовника, глаза её были заняты чтением, а мысли витали где-то далеко.

- Вы помните, вы всё, конечно, помните, - вдруг тихо, с какой-то необычной грустью в голосе, начала декламировать вслух Мадалена.

- Как я стоял, приблизившись к стене, - не удержался и так же тихо подхватил Илья; вообще-то он не питал огромной любви к поэзии, но есенинское 'Письмо к женщине' знал наизусть. Однако похвастаться потерянной и вновь обретённой любовнице своими поэтическими познаниями Репину не пришлось.

- Илья?!.. - громко воскликнула Мадлен, выронив томик из рук, глаза её наполнились слезами. И это были слёзы радости, а не обиды.

Илья бросился к любимой - теперь он это отчётливо понял - к любимой женщине и, упав перед ней на колени, стал покрывать страстными поцелуями её лицо, шею, плечи, руки и грудь, ласково и ненадёжно укрытую тонким кружевом пеньюара.

- Я знала, я знала, что ты придёшь, - шептала Мадлен, намертво вцепившись пальчиками в его рубаху и не желая разжимать их.

- Как я рад, что снова вижу тебя, любимая!

- Я знала, что ты придёшь сегодня, - твердила она сбивчиво, с перерывами на ответные поцелуи. - Я весь день как сумасшедшая... Всех выгнала из офиса... с самого утра, даже Светлану... Сидела одна и ждала тебя... А ты не пришёл... Я думала, что сойду с ума... Сначала хотела устроить тебе разнос... и выгнать с работы... Даже приказ о твоём увольнении подготовила... А потом... потом я разорвала его на мелкие кусочки и проревела... до самого вечера... Я ждала тебя, Илья... Целых два месяца ждала, каждый день надеялась, что ты появишься в 'Вивате'. И дома вечерами прислушивалась, не повернётся ли ключ в замке. Но тебя всё не было, а я вздрагивала от каждого шороха. И вот сегодня ты пришёл, а я не услышала...

Илья не стал пояснять, что она и не могла его услышать - ведь он вошёл не через входные двери, а предусмотрительно материализовался в коридоре. За секунду до момента перехода он вдруг испугался, что Мадлен могла сменить замки, и дал сам себе чёткие указания: конечная точка перехода - зеркало в прихожей Мадалены. Закрыл глаза, а когда открыл - увидел своё собственное неясное отражение в зеркале тёмного коридора.

Он лишь улыбнулся в ответ и прошептал, зарываясь лицом в копну её волос и с удовольствием вдыхая родной запах:

- А почему ты решила, что я приду именно сегодня?

Мадлен, наконец, выпустила рубашку Ильи из своих цепких пальчиков, но тут же сжала ладонями его щёки, приблизила лицо к своему. Внимательно и как-то удивлённо посмотрев в глаза и смешно, по-детски шмыгнув носом, сказала:

- Ведь я же люблю тебя, Репин. А любящие женщины всегда чувствуют такие вещи...

Этой ночью не спалось не только Илье, Андрей долго лежал с открытыми глазами, слушая сопенье спящего Димки и думая обо всём. Вернее, о многом. Мысли, бродившие в его голове, никак не могли определиться относительно своей значимости - большинство было отнюдь не легковесными и весьма непростыми в решении, - они толкались в нерешительности и как бы ненароком вытесняли собратьев, тех, что казались более слабыми и менее внятными. Воспоминания возникали спонтанно, на первый взгляд без какой-либо последовательности и очерёдности, однако, если проследить - повинуясь сложившемуся порядку принадлежности и соответствия. Они вспыхивали живыми цветными картинками, но вскоре одно за другим, теряя яркость, чёткость и образность, уплывали вслед за отступившими мыслями.

В итоге осталось всего лишь три образа - Санёк, Лиза и Димка - и единственная, но выставляющая эту троицу в единый логический ряд мысль: 'И что дальше, товарищ майор?..'

Андрей тяжело вздохнул и потянулся за сигаретами, но, спохватившись, закуривать не стал - поднялся с кровати и, заботливо подоткнув одеяло под тёплое тельце мальчика, вышел на балкон.

- Ну, так что же дальше, товарищ майор? - после пары глубоких затяжек повторил он вслух свою мысль, вольготно и основательно устроившуюся в голове. - А не до хрена ли ты на себя взял?

Майор спецназа Андрей Иванов умел принимать решения, предполагая и даже зная наверняка, что они единственно правильные, но мало заботясь о том, что за возможные ошибки будет держать персональный ответ. Таким его сделала армия и участие в боевых действиях. За годы службы не раз, а если отбросить условности, то постоянно приходилось думать и решать не столько за себя, сколько за других. Но люди, жизни которых он подвергал опасности, были мужчинами, способными постоять за себя. Достаточно близкими - со своими бойцами он, как говорится, пуд соли, без хлеба и не запивая водой, сжевал, - но всё-таки не такими родными и не такими беззащитными как...

Андрей закрыл глаза, и в сознании всплыли все три члена его новой семьи - жена и два сына. Они стояли рядышком, держась за руки и, казалось, с надеждой и совершенно доверчиво смотрели на него. Санька - кровь от крови, плоть от плоти его. Лиза, женщина, которую он полюбил по-настоящему, может быть, впервые в жизни. Димка - мальчишка, отцовские чувства к которому вдруг совершенно неожиданно намертво поселились в огрубевшей солдатской душе.

Неожиданно в памяти всплыл сон, который приснился ему в виртуальном мире, навязанном Кешей. Тогда ему приснилась незнакомка, лица которой он не знал и не видел - только силуэт. Но от этого она даже во сне не теряла для него свою значимость: он любил её безгранично, безмерно, ясно сознавая, что он ещё жив, потому что есть она.

Была ли его любовь во сне взаимна? Он не знал. Но закончился сон неоднозначно и странно. Он уходил; шёл нехотя, с трудом передвигая ставшими вдруг свинцовыми ноги и чувствуя, что это его последний военный поход. Не было ни страха, ни сожаления, ни ненависти. Одна пустота впереди. И так было, пока он не оглянулся. Любимая во сне женщина стояла высоко на холме против солнца. Её силуэт казался чёрным на фоне пылающего неба. Он приложил ко лбу руку козырьком, пытаясь хотя бы на прощание разглядеть её лицо. И вдруг отчетливо понял, что женщина не одна. Рядом с ней стояли ещё две тёмные фигурки, только поменьше. Он тогда махнул им рукой и... проснулся.