— Итак, — заявил он на хорошем английском, — у нас есть несколько вопросов. Пожалуйста, назовите себя.
Я механически заявил ему, что меня зовут Шерринфорд Майкрофт, капитан армии США, и назвал свой номер.
— Это не настоящее имя, не так ли? — спросил он.
— Разумеется, нет, — ответил я. — Мне известна Женевская конвенция. Вам не удастся околдовать меня с помощью моего же имени. «Шерринфорд Майкрофт» — это мой псевдоним.
— Халифат не подписывал Женевскую конвенцию, — спокойно сказал эмир, — и когда джихад требует крайних мер… В чем состояла цель вашей вылазки?
— Не стоит ожидать моего ответа, — сказал я. Можно было бы помолчать, все это давало выигрыш во времени Вирджинии. Но все же молчать было хуже.
— Возможно, вас удастся уговорить, — эмир задумчиво глядел на меня.
Происходи дело в кино, я бы ответил, что вышел на луг собирать маргаритки. Я безостановочно острил бы, пока они плющили в тисках мои пальцы. Но в реальной действительности их методы были слишком реальны.
— Ладно, — сказал я, — меня послали в разведку.
— В одиночку?
— Нет. Нас было несколько. Надеюсь, они удрали. Возможно, это займет его ребятишек на некоторое время. Пусть порыщут…
— Лжете, — быстро сказал он.
— Если вы мне не верите, ничем не могу помочь, — пожал я плечами.
Его глаза сузились:
— Скоро я выясню, говорите ли вы правду. Если нет, то пусть тогда вас милует Иблис.
Я не смог с собой справиться и вздрогнул. Лоб покрылся бисеринками пота. Эмир рассмеялся. Это был неприятный смех — какой-то рык с завыванием, ворочающийся в жирной глотке. Как у тигра, забавляющегося с добычей.
— Обдумайте свое решение, — посоветовал он и углубился в изучение расположенных на столе бумаг.
В комнате сделалось совсем тихо. Стражники замерли, словно отлитые из бронзы. Сонная физиономия юнца в тюрбане. За спиной эмира в окно глядела тьма ночи. Громко тикающие часы и шорох бумаг. Казалось, это только усугубляло тишину.
Я вымотался, голова болела, в пересохшем рту — мерзостный привкус. Я не имел права упасть, и от усилий моя крайняя физическая измотанность усугубилась еще больше. Мне пришло на ум, что эмир, должно быть, боится нас, если приложил столько сил, чтобы захватить одного-единственного пленника. Честь и слава американцам. Но меня это мало утешало.
Мои глаза изучали обстановку. Особо смотреть было не на что: обычная гостиничная обстановка. Эмир загромоздил свой стол множеством всякой всячины: круглый кристалл (бесполезный, потому что мы тоже создавали помехи), прекрасной работы алмазная ваза (выкраденная из чьего-то дома), набор отличных хрустальных рюмок, коробка для сигар из кварцевого стекла, графин, наполненный чем-то, что выглядело хорошим шотландским виски. Я решил, что эмиру нравится все хрустальное и прозрачное.
Он захотел попотчевать себя сигарой, мановением руки открыл сигарницу, и «гавана» вплыла ему в рот и самовоспламенилась. Одна за другой лениво тащились минуты. Пепельница время от времени воспаряла вверх, чтобы получить очередную порцию пепла. Все, что эмиру было сейчас нужно, — вот так медленно поднимать и опускать пепельницу. Такой толстяк, пребывая в шкуре огромного оборотня, нуждался в комфортабельном отдыхе.
Было очень тихо. С потолка сиял ослепительный свет. В нем было нечто чудовищное, неправильное. Наши обычные, добрые огни Святого Эльма производства «Дженерал Электрик», сверкающие над увенчанными тюрбанами головами…
Я уже начал отчаиваться, когда неожиданно блеснула идея. Способа воплотить ее в жизнь я пока не видел, но хотя бы для того, чтобы быстрее прошло время, начал составлять заклинание.
Вероятно, прошло с полчаса (хотя мне показалось, что прошло полстолетия), когда открылась дверь и трусцой вбежал фенек — африканская пустынная лисичка. Оборотень скрылся в темной кладовке, чтобы совершить превращение. Эмир проводил его взглядом.
Вошедший, естественно, оказался карликом, едва ли в фут ростом. Он простерся ниц и затараторил прерывистым фальцетом.
Эмир медленно развернул свой подбородок ко мне:
— Мне сообщили, что не найдено никаких признаков следов, кроме ваших. Вы лгали.
— Разве я не сказал вам? — спросил я. В горле у меня словно провели наждаком. Чужое было горло. — Мы применяли сов и летучих мышей. Волком был только я.
— Лжете, — сказал он невыразительно. — Я знаю не хуже вашего, что летучие мыши-оборотни могут быть только вампирами, а все вампиры — как это у вас называется? — белобилетники.
Это была правда. Вампиры непригодны к военной службе. Некоторые кабинетные генералы без конца вопрошают, почему бы не создать подразделение Дракул. Ответ тривиален. Вампиры слишком уязвимы и легкомысленны, они не выносят солнечного света. Если не получат без перебоев своей порции крови, то способны наброситься на своих же товарищей, и их невозможно использовать там, где есть солдаты-итальянцы. Я проклял себя, но мой разум слишком оцепенел, чтобы придумать выход из этого затруднительного положения.
— Полагаю, кое о чем вы умалчиваете, — эмир махнул рукой графину и рюмкам. Графин вылил из себя порцию виски, которое эмир принялся неторопливо потягивать.
Правящая Халифатом секта еретична еще и своим отношением к спиртным напиткам. Главари секты утверждают, что, хотя Пророк и запретил вино, насчет пива, джина, виски, коньяка и рома он ничего не говорил.
— Придется использовать более действенные меры, — сказал наконец эмир. — Я надеялся избежать этого.
Он кивнул охране.
Двое держали меня за руки. А обрабатывал паша. У него это хорошо получалось. Фенек-оборотень наблюдал с жадностью. Эмир попыхивал своей сигарой и продолжал заниматься бумагами.
Через несколько долгих минут он приказал прекратить. Меня отпустили, даже поставили рядом стул — он мне действительно был крайне необходим.
Я сел, тяжело дыша. Эмир мягко поглядел на меня.
— Я сожалею, — бросил он. — Мне это не доставило удовольствия…
Странно, но я ему поверил.
— Нам бы хотелось надеяться, что вы проявите благоразумие, и нам не придется повторять эту процедуру. Кстати, не хотите ли сигару?
Отлупите человека, чтобы на нем живого места не оказалось, а потом продемонстрируйте ему свою доброту. Вы изумитесь, как часто он после этого, разрыдавшись, ломается.
Сигару я взял.
— Нам необходимы сведения о вашей армии и планах командования, — сказал эмир. — Если вы согласитесь сотрудничать и примете истинную веру, вы сможете занять среди нас почетное место. Нам в Халифате по душе хорошие люди. — Он улыбнулся. — Когда война кончится, вы, если того пожелаете, сможете набрать гарем в Голливуде.
