произошёл, вот только не так, как надеялся Герман. Очевидно, та плёнка, силовое поле, которое защищает планетоид, сдвигалась гораздо быстрее, чем само отверстие в обшивке, вот только его, поле, видно не было. Герман вдруг почувствовал, что ткнулся носом во что-то мягкое, а потом его со всех сторон сдавило. Сдавило так, что, казалось, сейчас перережет пополам. Лежнев рванулся вперёд, ещё раз, ещё… поздно. Отверстие в обшивке схлопнулось, окончательно похоронив надежду успеть вызволить Тиану. Хуже другое — поле продолжало давить на ликсёныша со всех сторон, и очень скоро явно передавит бедолагу окончательно. Точнее, двух бедолаг — Герман ведь делил с ликсёнышем все его ощущения. Стало по-настоящему страшно. Он рванул назад раз, другой, в полном отчаянии, чуть не застонав от натуги упёрся, и вылетел-таки из захвата, как пробка из бутылки.
«Как же, чёрт побери, хорошо, что на мне не было брони!» — думал Лежнев, безвольно падая на землю. Гаврюшу очень сильно повредило. Внутри на определённом участке всё смяло чуть ли не в кашу — крайне мучительные ощущения. «Интересно, я-то там ещё живой?» Герман внутренним взором осмотрел тело тихохода. Вроде должен быть живым. Его собственная тушка находится чуть ближе к голове тихохода, значит, по идее, должна быть целой. Да и боль он чувствует только Гаврюшину. Значит, если и есть какие-то повреждения на собственном теле, то незначительные. Его-то чувства сейчас приглушены. «Хотя это ненадолго, — печально подумал парень. — Наверняка, когда мы всё-таки рухнем, будет больно». Он мог бы заставить-таки Гаврюшу двигаться, но не хотел. Падение он переживёт, тихоходу и вовсе ничего плохого не будет, он же падает, подчиняясь естественному притяжению планеты, а не с разгона. Таким ударом тихоходу не навредить. А он, Герман, падение переживёт. Гораздо хуже, что Тиану они так и не вызволили, и что с этим делать, парень решительно не понимал.
Он так и не упал. Уже у самой земли израненного Гаврюшу подхватил аккуратный гравитационный коготь — это Кусто, видимо, уже оправившийся от поражения молнией, вовремя подхватил товарища.
Лежнев вывалился из слияния, вышел в трюм. Гаврюша рядом жалобно постанывал.
— Ничего-ничего, дружище! — осторожно погладил Герман ликсёныша, — Знаю, что больно. Надеюсь, заживёт! Кусто, как мы с тобой ухитрились так облажаться, объясни мне?
— Мы с тобой дураки, Герман! — с болью в голосе сообщил тихоход. — Вам с Гаврюшей нужно было сразу лететь снизу, тогда вы бы успели вытащить Тиану. Я пытался воевать с этим планетоидом десять минут в общей сложности! За это время вы бы успели! Вы и так почти успели!
— Ладно. Ладно, — откровенно говоря, Герману сейчас хотелось рвать и метать. Злился он, прежде всего, на себя, и немного — на Тиану. Вот понесло девчонку на другой континент! — Самоуничижением заниматься будем после. Сейчас надо думать, как нам спасти Тиану. Или, хотя бы, не потерять.
— Планетоиды уже отошли от планеты, и уходят. Я пока ещё вижу их, но уже плохо. У них хорошая маскировка.
— Так почему не догоняешь? — возмутился Герман.
— Я стараюсь держаться на расстоянии, — ответил Кусто. — Не хочу, чтобы меня снова ударили. Мы не справимся с ними, Герман, это очевидно. Слишком велика разница в размерах и в силе. Тем более, я не до конца оправился от удара электричеством, а Гаврюша — от того поля. Ему вообще ещё долго приходить в себя. Мы будем следовать за ними и ждать удачного момента.
— Угу, — кивнул Герман, чувствуя, как руки сжимаются в кулаки. — Это если Тиана сможет пережить всё это время!
— Тиана жива! — поспешно ответил Кусто. — Я чувствую! И она справится. Всегда справлялась!
— Ладно, я сейчас дойду до рубки, и войду с тобой в слияние, — вздохнул Герман. Кусто был прав во всём, и торопиться сейчас действительно не стоит. Но как же на душе паршиво! Тиана где-то там, в этом планетоиде. Схватили её явно случайно. Просто не повезло.
— Как думаешь, нахрена этим сволочам кусок планеты?
— Не кусок, — поправил Кусто. Они сожрали весь континент, осталось только скальное основание — вычистили всё! Большая часть планеты уничтожена, только острова они не тронули. Наверное, просто поленились тратить энергию на мелочи. Мне кажется, им нужна была именно биомасса. Они затянули в себя всё — деревья, траву, землю, животных. И воздух — много воздуха.
— Сколько их хоть было, этих шариков, не заметил? — уточнил Герман.
— Восемь штук, — сказал Кусто. — И это явно не технофанатики. Какая-то незнакомая нам цивилизация. Я даже думаю, что это вовсе не люди.
— Ну, ясен перец, не люди. Сволочи натуральные, вот они кто! — буркнул Герман.
4. Герман Лежнев, военный стратег
Армада из восьми планетоидов целеустремлённо плыла в космическом безмолвии прочь из системы, а за ними максимально скрытно крался пышущий злобой и беспокойством за Тиану ликс. Процессия уже покинула систему и даже удалилась достаточно, чтобы звезда, от которой они уходили, уже терялась на фоне соседних светил.
— Они уже давно могли бы уйти в гиперпространство! — нервничал Кусто. — Почему не уходят?
— Может, ждут ещё кого-то, — предположил Герман. — Или ремонтом занимаются — всё-таки у них там что-то взорвалось, когда ты на планетоид нападал. Ты, кстати, не знаешь, что это было?
— Не знаю, — вздохнул Кусто. Мне кажется, у них случился какой-то сбой. Они явно знакомы с технологией телепортации. Мне кажется, на меня собирались высадить десант. Ты ведь был тогда со мной в слиянии и тоже почувствовал, что они начали строить пробой? Вот, но потом у них что-то не получилось, и случился взрыв. Наверное, какой-то сбой. Знаешь, Герман, я думаю, нам очень сильно повезло, что так вышло. Боюсь, они убили бы нас с тобой, если бы у них всё пошло по плану.
— Мне больше интересно, почему они не продолжили попытки, — признался Герман. — Видели же, что тебя не добили.
— Я постарался скрыться сразу после того, как упал в атмосферу, — не слишком уверенно ответил Кусто. — Притворился мёртвым. Мне кажется, они не слишком хороши в обнаружении — я скрываюсь каким-то другим способом, не таким, как они. Их защита действует на мозг наблюдателя. Это похоже на ментальную атаку, они будто отводят внимание, заставляют сосредоточиться на чём угодно, но не на них. А я именно скрываюсь, меня трудно заметить не потому, что внимание соскальзывает, а просто потому, что меня не видно. Моя защита определённо более совершенная — чем дольше я заставляю себя их видеть, тем проще становится. Как будто тренировка. Они же меня не видели тогда и не видят сейчас.
— Это хорошо, что не видят, — вздохнул Лежнев. — Только
