А ведь стрингер еще ничего толком и не увидел. Тление. Тут все будто пропиталось трупным ядом и начало угасать, но кто-то невидимый замедлил процесс, а потом и вовсе остановил, чтобы оставить все живое в странном состоянии полусмерти-полужизни. Состоянии вечной осени. Тонкие прожилки стеблей травы были заполнены какой-то непонятной грязно-коричневой массой. Смертин попробовал растереть пальцами несколько листьев, и из них брызнула странная вонючая гадость. Его чуть не вырвало от тошнотворного запаха и ощущения невероятной брезгливости. Словно в кулаке хрустнул раздавленный таракан. Стрингер еще долго тер ладони о штаны, дав себе зарок как можно меньше прикасаться к местным растениям.
Похоже, Журналист был не таким уж и сумасшедшим. По крайней мере часть из того, что он описывал, имела место быть. Даже аномалии. Смертин видел одну издалека — странный пульсирующий синим пламенем круг, над которым вился рой черненьких точек. Сначала стрингер хотел подобраться ближе и заснять это чудо, но идти до него было прилично, к тому же дорогу преграждал глубокий овраг, из которого кольями торчали высохшие стволы молодых тополей.
Может, и не зря вояки тянут проволоку, закрывая Зону от людей? Местные кричали, что это ад. Особенно деревенские бабы. Теперь понятно, что им вовсе не мозги промыли, настроив негативно через зомбоящик. Трупы тех несчастных могли оказаться чьими-то сыновьями или мужьями.
В душе стрингера нарастало ощущение тоскливой безысходности. Нервы были напряжены до предела. Одиночество кислотой разъедало сознание Алексея, и туда, наряду со страшными образами исковерканного местной атмосферой прошлого, проникали новые яркие картинки. Будто придуманные в другом мире, но настырно навязываемые чьей-то незримой волей.
А что в Зоне такого необычного? Гниль, об которую можно испачкаться, брезгливо вытерев потом пальцы? Тление, от которого шарахаешься в сторону, но к которому быстро привыкаешь? Аномалии, сравнимые по своей красоте с самыми уникальными чудесами природы? Что в Зоне не так? Может, человеческий глаз пока еще не привык к новому миру, появившемуся неизвестно откуда? Ведь восхищаются же бедуины красотами мертвых пустынь, а астрономы восторгаются геометрическими формами поверхности безжизненного Марса. Возможно, Зона по-своему прекрасна?
Алексей мотал головой, стараясь не думать об этом. Но до него уже достучались. Мозг, независимо от сознания, анализировал потоки чужеродной информации, перерабатывал ее, перестраивал и структурировал.
Это было какое-то зловещее наваждение.
Мир за Периметром ненамного лучше. Просто там существуют правила игры, которые диктуют люди. Причем не самые честные правила. Их уже не истребить. Они засели в головах миллионов, которые готовы будут скорее умереть, чем лишиться этой призрачной защиты друг от друга. А Зона девственна в этом отношении. Можно переписать все заново. Начать с нового листа, установить справедливые для всех порядки. Зона максимально искренна. Она не прячет смерть подальше от впечатлительных глаз. Она не камуфлирует сопутствующее любой жизни тление. Зона выставляет все как есть, давая свободу выбора, делая всех, кто на ее территории, сильными и готовыми воспринимать реальность такой, какая она есть.
Смертин соглашался. С такими доводами невозможно было не согласиться. Он даже не замечал, что спорит вслух с самим собой. Его сознание, как и мозг, были слишком увлечены новой идеей.
Стрингер очнулся от захвативших и поглотивших его почти целиком мыслей. Возможно, на него так подействовали выжженные артиллерией поля за Периметром. Он не знал. Там действительно было страшно, хотя сознание стрингера не совсем проникалось этим термином. Алексею было ближе выражение «опасно». Его профессия не позволяла бояться так, как это делают остальные, потому что тогда он переставал быть стрингером. Становился обывателем, бегущим от неминуемой гибели, здравомыслящим человеком, рассудительно не лезущим на рожон, но не стрингером. Только реальный взгляд на уровень опасности давал возможность работать профессионально. Даже солдатам на поле битвы полезно бояться. Страх толкает их на укрепления противника — быстрее добежать, чтобы все закончилось, и быть в безопасности. Стрингеру так нельзя. Ему нужно работать. То есть в самые критические моменты мыслить здраво.
Камера снова активировалась, но Смертин ничуть не удивился. Он вообще чувствовал себя как будто проходил акклиматизацию после длительного перелета. Унылый и подавленный человек одиноко брел по мертвой земле. В никуда.
Выжженный дотла лес, испещренный широкими пятнами гари. Стволы деревьев разъедала чернота. От ботинок во все стороны летели невесомые струпья сажи, оседая грязными кляксами на штанах. Волны жара накатывали одна за другой. Смертин не мог понять, то ли это действительно потоки горячего воздуха, то ли его знобит, и он температурит. Во рту пересохло. Фляга висела на ремне, но Алексею казалось, что потребуется невероятное усилие, чтобы достать ее, раскрутить крышку и утолить жажду. Он опасался, что на это уйдут последние силы, поэтому терпел. Стрингера мутило от сухой жары. Он снова и снова тянулся к фляге, но тут же расслаблял руку, как только пальцы касались отчего-то прохладного алюминия. Все-таки у него была температура.
Тело просило отдыха, но Смертин настырно переставлял ноги, шаг за шагом уходя все глубже и глубже в Зону. Он не мог позволить себе останавливаться здесь, в этом сгоревшем лесу. Несмотря на то что кожа на сгибах зудела, несмотря на то что щеки горели и было больно моргать воспаленными веками.
Ни души. Абсолютное одиночество. Полное отчуждение. Даже ветки под ногами хрустели как-то глухо и неестественно. А может, просто заложило уши? Здесь все может быть. Смертин в этом уже не сомневался. Он корил себя за единственный роковой промах. Надо было найти нормального проводника.
Сгоревший лес резко перешел в очередное поле. Алексей инстинктивно остановился на границе, не удержался и упал на колени. Впереди виднелись обветшавшие постройки старого, еще советско-колхозного, типа: дом, пара огромных сараев, местами обвалившийся забор, настежь распахнутые ворота и ржавая цистерна.
Стрингер переночевал на всеми забытой ферме. Побродив по полуразрушенным, вытянутым, как гробы, каменным загонам, Алексей все-таки решился подойти к аккуратному срубу, стоявшему чуть поодаль. Раньше там, скорее всего, базировалась администрация. Теперь двери не было. Пол внутри провалился и зарос бурыми вьющимися сорняками. С обратной стороны к дому была приставлена короткая ржавая лестница. Она едва доставала до верхней балки окна. Смертин подтянулся, ухватившись за козырек, и на карачках заполз на чердак, заваленный всяким хламом. Пахло сыростью и почему-то грибами.
