На самой обшарпанной красовалась вывеска — «Прохладный родник».
— Да, это даже не «Рэдиссон Славянская», — вздохнула Мари. — Ну, денег у нас в обрез. Придется здесь прозябать первое время…
Сказать, что Даша была в шоке, было бы слабо. Мари сняла даже не номер, всего лишь полкомнаты. За занавеской жила пухлая жизнерадостная проститутка по имени Донна. В распоряжении сестер оказалась большая часть комнаты, зато у соседки имелось окно, затянутое мутным пергаментом. Донна поздоровалась с новыми жильцами, посоветовала ужинать в «Быстром петухе», что стоит напротив «Родника», — там готовят куда лучше, — и ушла работать.
— Дашка, ты здесь устраивайся, а я на рынок схожу, что-нибудь из тряпок прикуплю. Денег у нас маловато, а в этой «кисее» в общество и выйти уже невозможно. Не трусь, сестренка. — Мари чмокнула ошеломленную Дашу в щеку. — Ты у меня девочка сообразительная. Если свою апатию оставишь, еще и меня за пояс заткнешь. Не скучай, осмотрись…
Даша стояла, не решаясь сесть. Два табурета, глиняный кувшин, два соломенных тюфяка, прикрытых одеялами, больше похожими на неровно распоротые мешки. Глиняный пол. Как здесь можно жить? Даже в тюрьме наверняка уютнее.
По пергаменту окна барабанно стучали капли дождя. За стеной кто-то громогласно хохотал. Даша села на неустойчивый табурет и увидела, как вдоль стены ползет черный, величиной с палец клоп.
* * *
Мари не вернулась ни вечером, ни ночью.
Ночь Даша провела, свернувшись под дурно пахнущим одеялом. Донна, почти непрерывно, одного за другим, приводила клиентов. Азартно ахала и вскрикивала, отрабатывая деньги. От энергичных движений колыхалась занавеска и качался кувшин на табурете. Кувшин Даша в конце концов переставила на пол. Заткнула уши наушниками немого плеера. Заснуть было трудно.
Вышли на минуточку,
не закрыв калиточку,
пошли по улочке,
как по ниточке…
Утром Даша проснулась от звучного посапывания за занавеской. Утомленная Донна спала крепко, сладко причмокивая и бормоча обрывки странных фраз. Часть этих выражений Даша уже вполне понимала — в части сексуального образования ночь прошла весьма насыщенно. Ни в Интернете, ни на порнушных DVD-дисках Даша ничего подобного не слыхала. От воспоминаний явственно подташнивало. Девочка попила теплой воды и отправилась во двор. По-прежнему лил дождь. Небо плотно затянуло тучами. К сожалению, было достаточно светло, чтобы Даша пожалела об этом, — при свете дня отхожее место выглядело еще убийственнее. Рыдать в этой вони было глупо, и девочка поплелась в «свою» комнату. С кухни гостиницы тянуло подгорелым маслом и съестным. Дашу снова замутило, на этот раз от ужаса и голода.
В комнате сидела, зевая и почесываясь, Донна.
— Рано встаешь, — одобрительно сказала она. — Я тоже привыкла спозаранку вскакивать, даром что вчера вечерок удачный выдался. Пойдем в «Петуха» позавтракаем?
— Спасибо. Я лучше потом.
— С деньгами тухло? — догадалась Донна. — Ну, сиди. А то хочешь, принесу что-нибудь на медяк? Или ты вовсе без гроша?
Деньги у Даши были — серебряная монетка, оставленная Мари на всякий случай. Но разменивать ее сейчас было бы безумием. Вот сестра вернется, тогда сообща можно будет решить.
* * *
Серебро с помощью доброй соседки, Даша разменяла на третий день. Есть хотелось невыносимо, и наполнить пустой желудок водой уже никак не удавалось. Сердобольная Донна еще вечером принесла ломоть хлеба, и принимать подаяние от нее и в дальнейшем было уже совсем стыдно.
Даша угостила соседку кунжутом в меду — самым дешевым, что могло сойти за лакомство. Сама понемногу отщипывала свежий хлеб.
— Глупая ты, — грустно сказала Донна. — Сидишь, плачешь. Все ждешь чего-то. Бросила тебя подружка, чего тут гадать?
— Может, с ней случилось что, — пробормотала Даша. Плакать уже не было сил.
— Если б что случилось — мы бы узнали. У нас здесь столица. Если убьют — всегда известно. Кто, чего и зачем — это, понятно, никто не скажет, не расскажет. Но если прирезали, то уж наверняка узнаем. Здесь тебе не дикие места, — заверила Донна. — Каннут — это Каннут. Что в господской части города делается — нам без надобности. Ну а про нас, про шлюх, все как на ладони.
— Она не шлюха, — упрямо прошептала Даша.
— Ха, ты кому рассказываешь? Что я, шлюху по глазам не отличу? Слава богам, уже пять лет на спине работаю. Это вот ты — непонятно кто. Нос у тебя забавный, глаза необычные, имя — вообще лошадиное.
— Почему лошадиное?
— Тебе виднее почему. У женщин таких имен не бывает. Аша — еще туда-сюда. Даша — смех один. Да ладно, если работать надумаешь, имя поменять пара пустяков. А то клиенты над твоей лошадиной кличкой только хохотать бесплатно и будут.
— Я под мужчинами работать не буду, — тихо сказала Даша.
— Это почему? — поджала губы Донна. — Брезгуешь? Благородную честь блюдешь? Видела я, как такие кочевряжатся поначалу.
— Я не кочевряжусь. И не брезгую. Мне вера не позволяет. Честное слово. Никак я не могу.
— А, так ты с верховьев? — догадалась Донна. — Слышала я про ваших. Дивное дело. Да, девочка, нелегко тебе в Каннуте придется. Что, и «голову давать» тебе никак нельзя?
— Нельзя, — слабо улыбнулась Даша. — Да и не получится у меня.
— Почему это не получится? — возмутилась Донна. — Ты, конечно, костлявая ужасно. Краше на живодерню сводят. Зато свеженькая. Глаза, опять же, необычные. Любители найдутся, не сомневайся. А боги сейчас, может, и вовсе в другую сторону смотрят. У богов забот много. Жить-то тебе надо, а?
— Я уж как-нибудь по-другому.
— Ну, жди-жди. Не вернется твоя подружка, вот увидишь.
Мари не возвращалась. Пришлось продать туфли. К удивлению Даши, за потрепанные шлепанцы удалось выручить приличную сумму денег. «Диковинка» — как объяснила посоветовавшая, в какую лавку обратиться, Донна. Действительно, еще одну пару обуви на пластиковой подошве в Каннуте, наверное, найти было трудно. К сожалению, остальные предметы одежды продать оказалось невозможно — и юбка, и блузка превратились в бесформенное тряпье, грозящее расползтись на отдельные гнилые нитки. Из вещей прежнего мира оставался еще плеер. Выглядел он совсем как новый — почему-то переход в ад внешне не повлиял на умолкшую игрушку. Но плеер Даша твердо решила сохранить до самой смерти. Нужно же держаться за что-то реальное?
Нет, здешний мир был реальным. Даже слишком. Теперь Даша плакала редко. Темные полкомнаты стали домом. Огромные клопы уже не пугали — на самом деле черныши оказались насекомыми безвредными, на людскую кровь не покушающимися. И наблюдать за ними было любопытно. Даша следила за размеренной семейной жизнью насекомых, слушала отнюдь не семейные звуки из-за занавески. Донна теперь заимела привычку комментировать поведение только что отбывшего клиента. Даша находила в себе силы хихикать над яркими комментариями соседки на предмет классификации и разнообразия мужских пород. Благодаря соблазнительным телесным объемам и веселому нраву гости у Донны не переводились, но теперь звуки эротического труда за занавеской не мешали Даше спокойно спать.
