— Вот это занятие для солидного папика. — В голосе Тополя звучала убийственная ирония. Однако иронии Ильза, конечно, не заметила.
— Да-да. Папе нравится! — согласилась она и просияла.
Ну и жизнь у них, у князей! Ни фига не делаешь, только исполняешь оперы и собираешь картины. Впрочем, оно и понятно. Помню, кореш у меня был, звали его Сомов, скупщиком хабара работал. Так он когда-то бухгалтером в Европах по контракту вкалывал, пока не сел за мошенничество в особо крупных. А когда вышел, решил, что в Зоне оно спокойней и веселее, чем в Европах…
Так вот этот Сомов, помнится, рассказывал, что Лихтенштейн — это место, где весь цивилизованный мир — и Америка, и Азия, и, уж конечно, старушка-Европа — отмывает шальное бабло и складывает награбленное. Что кроме банков, где процветают всяческие полулегальные махинации, в этом самом Лихтенштейне ничего и нет. Точнее, есть: это кафешки, где обедают служащие банков, и пивные, где служащие банков надираются в хлам по пятницам.
Еще Сомов объяснял, какое удобное в этом их Лихтенштейне законодательство — в плане налогов и уголовной ответственности. Жаль, подробностей я уже не помню. Не то всенепременно принцессу своей эрудицией поразил бы! Так что у князя Лихтенштейнского, который весь этот банковский беспредел крышует, наверняка с лавандосом все в порядке. А когда денежки есть — и интересы соответствующие, респектабельные. И яхта у старикана — мое почтение. Сколько я, дурак, ни копи, а на такую ни в жисть не наскребу!
Дойдя до этой жизнеутверждающей мысли, я вдруг понял, что зверски хочу в туалет. Ибо не слишком обильный завтрак, который приготовил нам своей немытой рукой повар Тинто, совершенно не хочет держаться у меня в животе и перевариваться, снабжая мой организм жирами, белками и углеводами.
— Эй, товарищи… — позвал я.
Все остановились и обернулись ко мне — Тополь, шедший первым, Ильза, шедшая за ним, и Иван, сутулый, похожий на великана, обпившегося браги.
— Чего?
— Я отойду… минуток на пять.
— Далеко? — насторожился Тополь.
— Километра на три, — отвечал я, глядя на Тополя с укоризной. Дескать, ты бы еще спросил, есть ли у меня туалетная бумага.
— Далеко не ходи. А то нехорошо как-то… Что-то мой ПДА пошаливает… И датчик аномалий…
— Не хлюзди, Костя, — заявил я, ныряя в ближайшие кусты орешника. — Кстати, вы пока можете чайку погонять, у Тополя в рюкзаке термос. А желающие — так те и вовсе могут сделать друг другу массаж ножных протезов…
Ближайшие десять минут я был занят, да простит меня читатель за подробности, исключительно своим желудочно-кишечным трактом, который моя мама, терапевт захудалой районной поликлиники, называла всегда и только лаконичной аббревиатурой ЖКТ.
Чтобы случайно не смутить невинность ее высочества запахами и неблагозвучием, я отошел достаточно далеко от поляны, где остались гонять чаи мои спутники. Ну точно как в свое время Мисс-86!
А когда я вернулся…
Что- то пошло по звезде — это я понял еще в пятидесяти метрах от той самой поляны с хилыми осинами.
Начать с того, что я услышал мужские голоса, ни один из которых не принадлежал ни Тополю, ни Ивану.
И закончить тем, что Ильза вновь пронзительно завизжала — как давеча в Баре.
Я упал на брюхо, тщательно изучил карту местности на датчике аномалий и полез, полез по-пластунски туда, где оставались Тополь и К о .
— Где Комбат? — спрашивал невежливый плечистый мужчина, тыча в спину Тополю дулом автомата. — Тополь, я тебя спрашиваю, где Комбат?
«Ого!» — встревожился я.
— Да шел бы он к монахам, этот твой Комбат! — в сердцах рявкнул Тополь, пытаясь повернуть голову к плечистому с автоматом.
Я насторожился. Рявкающий Тополь — это большая редкость. Обычно Костя сама сдержанность. Пока трезвый, конечно.
— Я тебя спросил, где Комбат! — повторил плечистый. Его голос показался мне смутно знакомым. Неужели я знаю эту падлу? Мои пальцы самопроизвольно сжались в кулаки.
— А мне откуда знать, где твой Комбат? Я ему что, нянька? Поссорились мы, не слышал, что ли?
— Что поссорился — слышал. Что помирились — сам видел, — спокойно возразил плечистый.
— И что ты видел, интересно?
— Как вы сидели в Баре и пиво дудлили. Будто старые кореша. Типа не ссорились никогда. И сам Неразлучник вам закусон подносил.
— Ну и что?
— Как что? Мне Комбат нужен.
— Если он тебе и впрямь нужен, ты не в ту сторону пошел. Мы от Бара пошли сюда, в Темную Долину. А Комбат — тот двинул на Свалку. Ты разве не знаешь, что Комбат уже десять лет в Темную Долину ни ногой? Что у него здесь лучший друг погиб, Кнопка. А потом еще и Дайвер, у которого он в отмычках ходил, кони двинул.
— Да вроде слышал что-то… И какие выводы?
— За Комбатом на Свалку отправляйтесь. Потому что у Комбата принципы.
— Принципы? Ну-ну. А это кто? Телка Комбата? — спросил плечистый, указывая подбородком на Ильзу.
Принцесса Лихтенштейнская смотрела на всю эту сцену исподлобья, прищурив свои бездонные глаза, взгляд которых теперь казался беспощадным и яростным, как у затравленной волчицы.
Казалось, будь ее воля… уж эта правнучка жестоких герцогов Лихтенштейнских устроила бы пацанам вырванные годы!
Что- то подсказывало мне, что в замке на горе Три Сестры, о котором только что так красиво рассказывала нам Ильза, имеет место прекрасная пыточная комната, где собраны жутко древние и офигенно исторические орудия дознания, которыми еще прапрапрадедушка Ильзы, какой-нибудь Франциск Лисья Морда, вызнавал у проштрафившихся должников, где они зарыли свои соцнакопления, а у политических противников — где прячутся ассасины…
— С чего ты взял, что это телка Комбата? — глуповато спросил Тополь. Его удивление показалось мне неподдельным.
— Да видел я, как они с ней в углу миловались, когда Комбат Зеленому и его пацанам в табло засветил, — усмехнулся плечистый.
— Да брось заливать!
— Пантелей говорил. Он видел.
«У- у, твари глазастые!» — удивился я.
— Это не телка Комбата. Она туристка. Из Прибалтики. По-русски понимает плохо. Дура редкая, — последние слова Тополь произнес вполголоса, с доверительной интонацией предателя, разворачивающего перед вражеским полководцем план осажденного города.
— Из Прибалтики? — с недоверчивой усмешкой спросил тот.
— Из Прибалтики, — не моргнув глазом подтвердил Тополь.
— А мужик кто? — Он указал на Ивана.
— А мужик — жених ейный. Ваня. С ним, пожалуйста, поосторожней. Он с ФСБ какие-то дела мутные мутит… Может, и работает там…
