— Сдается мне, через Свалку ты идти не хочешь, — проявил догадливость я.
— Верно, не хочу, — кивнул Тополь. — Мне эта твоя Свалка вот где. — Мой товарищ провел ребром ладони возле горла. Дескать, достала.
— А как ты идти хочешь?
— Через Темную Долину. Как все нормальные люди.
Я молчал. Мое отношение к Темной Долине он прекрасно знал.
Историю Кнопки и Дайвера я ему, конечно, рассказывал. И не один раз.
— Я не пойду через Темную Долину. Не пойду — и все, — упрямо сказал я.
— А я через Свалку не пойду, — пожал плечами Тополь.
Ситуация эта в шахматах называется словом «пат». Ни наши вашим, ни ваши — нашим. Но я не сдавался.
— Ты что, боишься? — спросил я, пытаясь взять Тополя «на слабо».
— Да, боюсь. У меня каждый раз какая-нибудь мелкая неприятность на этой Свалке происходит — то на гвозде ржавом дорогой комбинезон порву, то ногу подверну, то контейнер потеряю, то еще что-нибудь похуже… Вроде ты не знаешь!
— Знаю, — кивнул я. — Но у меня та же история с Темной Долиной.
— Нет, у тебя не та же история. У тебя просто воспоминания плохие. Призраки прошлого! А у меня еще бедро не зажило с тех пор, как мы там в мае с тобой шастали. До сих пор гноится, представляешь?
— Представляю. И все же через Темную Долину не пойду!
— Конечно, не пойду! Лучше я потеряю два дня, руку, ногу или чью-нибудь там жизнь на Свалке, где сейчас, вот именно сейчас, по сообщениям Синоптика, кишмя кишит всякая нечисть и аномалии! — перекривлял меня Тополь.
Я отвел глаза. По здравому размышлению Тополь был, конечно, прав.
Думаю, в ту минуту он уже в тридцать второй раз за прошедшие дни пожалел, что ушел с Речного Кордона ради сомнительного счастья проводить время с остохреневшим радиоактивным мясом по имени Комбат.
— Послушай… А давай пойдем на компромисс, — задумчиво предложил Костя.
— Знаешь определение компромисса? Компромисс — это когда всем плохо.
— Так вот, компромисс, — продолжал Тополь, словно бы не расслышавший моей последней реплики. — Разделим отряд на две части. Я и принцесса Лихтенштейнская вдвоем пойдем через Темную Долину, потому что так безопасней и для меня, и для нее, и здесь не о чем спорить. А ты и потенциальный принц Лихтенштейнский, ха-ха, пойдете через Свалку. Тебе ведь так хочется на Свалку, а идти туда одному тебе неудобно с морально-этической точки зрения. Вот так, по двое, мы спокойно пройдем через Зону и пересечем Периметр. Мы — севернее, вы — южнее. Встретимся в «Лейке». Там же и обсудим, какой маршрут по факту веселее и в какой пропорции делить деньги, которые отчинит папенька нашей Ильзы. Как тебе такой компромисс?
Тополь смотрел на меня своими спокойными глазами и ждал ответа.
Ильза и Иван, крепко взявшись за руки, тоже смотрели на меня с расстояния в двадцать метров. И тоже ждали ответа. Хотя услышать его, в силу расстояния между нами, они не могли.
Я посмотрел на них, оценивая. Иван казался отдохнувшим и порозовевшим. Словно бы с курорта десять минут назад прилетел. Разве что лицо его не в меру порозовело и стало еще более похоже на поросячью морду. Не хватало, пожалуй, только мокрого пятака.
Ильза — и та после ночевки в комнате Неразлучника построжела и даже вроде как похорошела (хотя закрути меня птичья карусель, если в Зоне хорошеют!). Я провел взглядом по блестящим черным волосам принцессы и понял: если бы не Ильза, а точнее, если бы Ильза не была Ильзой, я бы принял предложение Тополя разделиться на два отряда. А так — так нет. Не отпущу я Ильзу с этим раззявой Тополем!
— Твоя взяла, Костя. Пойдем через Долину, — сдался я.
— Я так и знал, что в тебе ревность взыграет! — пошутил Тополь.
То есть это ему казалось, что он пошутил.
А мне казалось, что я влюбляюсь. В самый неподходящий для этого момент.
— И вот там, возле горы… забыла, как она по-русски… Драй Швестерн.
— Три Сестры, — подсказал Иван.
— Да… Правильно! На гора… Три Сестры стоит мой замок… — продолжала Ильза с обезоруживающей улыбкой. — Наш замок, то есть замок мой семья… Он такой… очень красивый… наш замок. Крыша мой замок сделать из… из… — Ильза посмотрела на меня, словно я наверняка должен был знать, из чего у них крыша.
— Из черепицы, — подсказал Иван. Этот точно знал, потому что видел.
— Да. Сделан из черепиц. Коричневый цвет такой. И у нас еще есть квадратный… большой баш… баш… башка?
— Башня, — обреченно подсказал Иван.
— Да. Башня. И крепостной стена. С зубами.
— С зубцами, — поправил Иван.
Я улыбнулся «стене с зубами».
Мы шли по Темной Долине уже два с половиной часа. Ильза развлекала нас легендами и мифами родного Лихтенштейна.
Я узнал много нового — как ее папашка прижил от танцовщицы кабаре четверых бастардов, как ее дедуган чуть не утонул в бочке с крепленым вином, куда он свалился, потому что наблюдал за свиданием своей горничной и китайского посла по имени Сунь Гуй, как ее прапрадедушка едва не застрелил хрустального оленя и как ее прабабушку прокляла нищенка, которой та не пожелала подать монету после Пасхальной службы… Пожалуй, если бы все эти конфитюрные истории рассказывала какая-нибудь претенциозная дура, я бы не стал вникать. Подумаешь, враки напополам с полуправдой, какие всюду в Европе сочиняют для того, чтобы содрать с туристов побольше бабла за обед в том или ином жутко историческом ресторане. Но так как все это рассказывала Ильза своим чарующим, с легкой хрипотцой, голосом, очаровательно путая падежи и склонения, изобретая новые выражения и без колебаний кастрируя старые…
— И на этой стене… мой мать и мой отец один раз… петь дуэт Зигфрида и… и… Брунгильда… Из… Геттердаммерунг…
— Из оперы «Гибель Богов», — помог с переводом Иван.
— А потом мой отец… наделал моей маме… предложение!
Я посмотрел на Ильзу умиленно. Ах, как это рафинированно прекрасно! «Наделал предложение»! После того, как они исполнили дуэтом отрывок из оперы!
В общем- то это было довольно крезово — слушать милое птичье еврочириканье здесь, в Зоне. В неослабном ожидании заплутавшего зомби, оголодавшего снорка, с ума сбесившейся псевдоплоти или твердо решившего пошалить, засрав чужие мозги, контролера.
— А чем, кстати, занимается твой отец? — спросил Тополь.
— Он… собирает, — отвечала Ильза.
— Ягоды?
— Нет. Не ягоды.
— А что?
— Картинки… Собирает картинки.
— С бабами?
— Да. Картинки фламандских мастеров.
— Ты хотела сказать — картины? — уточнил Тополь.
— Да! Да! Картины! У нас две… тысяч… картин! В нашей галерее! Их собирает мой фати!
