– Ах ты сученыш! – завизжал Касьян.
Игнат отклонился – и вовремя. Белая молния полыхнула, словно предвещая бурю, которая уже шла на Солонь и окрашивала утреннее небо в цвета асфальта и графита. Грозно заворчало в отдалении. Навий опрокинулся на спину, и Игнат увидел, как по груди существа разливается чернильное пятно – дыра, пробитая выпущенной Касьяном пулей.
Навий шевельнулся, потом медленно поднялся, а Касьян, побледнев, затрясся и бухнулся на колени.
– Помилуйте, паны! – завыл он по-бабьи. – Не гневайтесь! Не вас хотел подстрелить! А стервеца этого! У нас ведь договор с вами! На пять новых лет спокойствие да благо! Помилуйте, паны!
Навий улыбнулся. Иглы зубов блеснули холодно и влажно. И черная тень накрыла собой тайгу – это летела с востока птица-буря, птица-смерть.
– За это… пощады не будет! – вытолкнул костенеющий язык. – Ни старикам… ни малым… ни женщинам… ни тебе, человек…
И, обогнув Игната, направился к Касьяну, а трое других двинулись следом. За их спинами вырастали дымные столбы, и в одном столбе вызревала смерть Игната, в другом – смерть всей деревни.
– Того… убить нельзя… кто много лет… мертв… – сказал навий и вырвал из рук Касьяна ружье. Но больше ничего не успел сделать.
Сверкнула еще одна молниевая вспышка, но грома не последовало. Вместо этого что-то со свистом вспороло воздух, и промеж глаз чудовища вошла длинная, острая, поблескивающая серебряными гранями стрела. Навий ничего не сказал, даже не вскрикнул, только взмахнул руками, как деревянная марионетка, надломился и упал навзничь.
В это же время один из дымных столбов истончился, посветлел и истаял окончательно. Но Игнат не смотрел в сторону леса. Он смотрел на незнакомца, что стоял спокойно посреди улицы и держал у плеча самострел.
– Убить нельзя? – повторил незнакомец и снисходительно усмехнулся. – А я сумел. Надо только знать – как.
Один Касьян не растерялся. Воровато оглянувшись, потянулся к выпавшему ружью.
– Стоять!
Незнакомец отшвырнул самострел и вытащил спрятанный за поясом пистолет.
– В сторону! – уже более спокойным тоном произнес он.
Касьян, словно обжегшись, отдернул руку, заскулил:
– Да я без злого умысла, пан! Ты ведь спаситель наш!
И Игната замутило от острого приступа гадливости.
«Этот ничем не побрезгует, – подумал он. – Без разницы, перед кем пресмыкаться: перед человеком или навью».
Серые фигуры существ маячили сбоку, но не двигались. Игнат видел опущенные на грудь головы, сгорбленные плечи, безвольно болтающиеся руки. Кто они теперь? Нежить. Мертвые механические куклы.
Незнакомец двинулся вперед, и его шаг оказался по-навьи тяжелым: земля под Игнатом дрогнула, просела. Наклонившись над поверженным монстром, незнакомец ухватил голову мертвеца обеими руками и резко повернул. Хрустнули шейные позвонки.
– Так вернее будет, – сказал незнакомец и выпрямился.
Из-под надвинутого на самый нос картуза сверкнул желто-зеленый глаз – только один. Там, где должен был находиться второй, клубилась тьма и белыми гребнями выступали шрамы.
Игната пронзило ледяной иглой узнавания.
Одноглазое лихо. Изгнанный из пекла черт.
Это он передал Игнату ключ от механической конструкции в подземной лаборатории. Это он говорил голосом Господа в заброшенной ставкирке. Он просил принести от мертвой воды семь капель, прежде чем Игнат возвратится в Солонь. Да не дождался. И теперь пришел требовать свое.
Сердце зашлось в тревоге, но Игнат не двинулся с места, стиснул кулаки. Не испугался он нави. Не испугается и черта.
– Узнал? – донесся насмешливый и тихий голос.
Только теперь Игнат заметил, что стоит, не шевелясь, набрав полные легкие сырого воздуха, да так и не решаясь выдохнуть обратно. Расслабился. Выдохнул. Попробовал усмехнуться в ответ – не вышло, поэтому ответил спокойно:
– Узнал.
– А вы – узнали? – обратился черт к застывшим существам.
Те разом, как по команде, вскинули серые лица. Во впадинах глазниц заполыхали желтые огни.
– Да… да-а… – донес ветер змеиное шипение.
– Сила теперь – моя, – продолжил черт. – Понимаете это?
– Да… – и распрямились поникшие плечи.
– Будете служить мне… как служили раньше?
– Да… – и навьи шевельнулись, шагнули вперед, и одновременно с их шагами завибрировала почва, а где-то за лесом голодной собакой заворчал гром.
«А все-таки не избежать бури», – взволнованно подумал Игнат.
Наверное, это понимали и жители Солони. За все время разговора с навью из домов не вышел ни один человек, никто не поспешил на помощь Касьяну. Даром что бабки Стеши науку перенял: переговоры с нечистью – его забота. Справился один раз, значит, справится и во второй. И сидели солоньцы, как мыши в подполе. Прижимали к груди детей. Дрожащими руками укладывали скарб. А вдруг – громыхнет? Вдруг – полыхнет? Да не молнией – заревом пожара вполнеба? Тогда останется одно – бежать! А пока сидели тихо. Выжидали. Надеялись на милость. Не будет им милости.
Игнат мельком глянул на мужика. Все это время спокойно сидевший на земле, Касьян пошевелился. Его глаза беспокойно забегали по сторонам, но потянуться к ружью он не осмеливался.
– Давно ли… вернулся? – спросил черт и встал напротив Игната – худой, сутулый. Но смотрел не на него, смотрел на Касьяна. И пистолет в его руке не дрогнул.
– Три дня как, – ответил Игнат. – Нешто донес кто-то?
Черт ухмыльнулся.
– Дымовой сигнал… распознал. А лучше сказать… вонь гниющих душ почуял. Почему не вернулся… как было велено?
– Это ты холуями своими повелевай, – Игнат дернул подбородком в сторону нави. – А я человек вольный.
– Что ж ты… вольный человек… слово не держишь? Обманом… душу пятнаешь?
– Душу я давно запятнал. Да и не только обманом. – Игнат опустил голову, испугавшись, что перед его глазами вновь замелькают знакомые лица: Марьяны – скорбное, Сеньки – потерянное, Эрнеста – залитое кровью.
– Эх ты! – сказал черт, и почудилось, в обычно бесстрастном тоне промелькнула нотка горечи. – Сказано было… добрыми намерениями…
– Выложена дорога в ад, – закончил Игнат и кивнул. – Все знаю. Все изведал. Да после всего увиденного жить бы спокойно не смог. Откуда путь мой начался – туда и вернулся. И кто мне задолжал – с того пришел долг требовать.
– С нави?
– И с нави тоже. А больше с этих вот.
Игнат кивнул в сторону Касьяна, и тот ощерился, пригнулся, как попавший в капкан волк, засверкал мрачными глазами. Того гляди – изойдет пеной, набросится, целясь желтыми клыками в горло.
