Извести этих супертварей до конца бы, наверно, не извели. И в прежние времена, когда они еще были не «супер», а просто бродячими, живым мусором, никому не удавалось очистить от них улицы. А теперь и подавно. Но серьезные потери им, понятно, ни к чему. А здесь, в почти безлюдной глухомани, Кошки не осторожничали. Они, видимо, чувствовали себя с людьми по меньшей мере на равных.
Вообще смахивало на то, что Кошки используют свои сверхспособности (если это, конечно, не вранье) только в самом крайнем случае, когда не могут справиться обычным способом. На хуторе, например, где они задрали чуть не прикончившего меня бандюка, ВОДИТЬ они его не пытались, я, по крайней мере, ничего подобного не заметил. Просто порвали и все.
Чтобы использовать Кошек, мне предстояло одно непростое дельце: договориться с ними. Как это сделать, я, признаться, представлял очень слабо. Ладно, поживем — увидим.
— Твоих Кошки не водили? — спросил я хозяина хутора.
— Не, бог миловал. Я же говорю, мы их десятой дорогой… Хотя… Как-то Куличок наш, ботало несчастно, пошел по какой-то, не помню, надобности в лес. И там наткнулся на пару котов. Ну и шел бы себе мимо, как не касается его. А он давай им: кис-кис-кис. От доброты душевной какие-то куски стал кидать. Хлебосольный такой, понимаешь. Кис-кискал, кидал, а потом сам не помнит, как на дереве оказался. Вроде провал в памяти. Нечего ему было на дереве делать. И не собирался он на дерево. Но только что на земле стоял, а потом глядь, на ветке сидит, у самой верхушки. Ветка тонкая, того гляди, обломится. Ну Куличок слез, конечно, и больше Кошек прикармливать не пытался. Так-то.
Под ночлег нам отвели нечто вроде летней кухни — с большой печью и лавками вдоль стен. Анатолий с сыновьями составили эти лавки вместе, и получилось широкое ложе, которое покрыли шубами и ватными одеялами. Спать нам предлагалось втроем. Хуторская жизнь, похоже, отучила хозяев от условностей. Я знал, что на хуторах и в баню идут все скопом, члены семьи и работники — обоих полов. Все, кто жил на хуторах, стали семьями — родня не родня. Настоящей родни-то выжило — единицы. Потом уж породнились не по крови, а по злой судьбине, чтобы не передохнуть поодиночке.
Профессор некоторое время в сомнении топтался у импровизированной постели, не зная, как поступить. Сказать честно, после сытного обеда и отдыха я был бы не прочь уединиться с Ольгой. Но этого не предполагалось.
Ольга решила проблему просто: скинула комбинезон, оставшись в легком спортивном костюме, повалилась на постель и заняла ее середину. Нам с Профессором оставалось пристроиться по краям.
Профессор захрапел почти сразу. Я погладил Ольгу по спине. Она сжала мои пальцы и бережно отвела их. Вскоре и она спала.
На хутор вместе с ночью опустилась тишина, почти осязаемая, хоть и не абсолютная, нарушаемая шелестом древесных крон, какими-то шорохами и поскрипываниями в постройках и отдаленными странными криками лесных существ. Я закрыл глаза, постарался отключить все посторонние мысли и чувства и сосредоточился на Кошках. Их вибрацию я уловил почти сразу. Стая таилась в лесу, недалеко от опушки, почти у самого хутора. Сколько там было хвостатых, не сосчитать, но я понял, что немало. И для чего они здесь, я почти не сомневался.
Я постарался послать в пространство сигнал типа: это я. Будто приоткрылся и пригласил заглянуть в себя. Прошло не знаю сколько времени, и у меня под опущенными веками поплыли неяркие светляки, а под ложечкой возникло знакомое ощущение не то тревоги, не то удивления. Кошки услышали меня и просигналили об этом. Это хорошо, есть контакт. Теперь — дальше…
Я представил свою недавнюю, обессилившую усталость, дискомфорт от долгого пешего путешествия, беспокойство за спутников, неуверенность в достижении цели и даже страх, внушаемый окружающим миром. Насчет страха я несколько преувеличил, потому что давно отвык по-настоящему бояться. Но Ольга с Профессором побаивались — это точно. Я вытолкнул из себя эту смесь эмоций, посылая ее в неведомый эфир.
Пару минут ничего не происходило, потом в груди возникла некая пустота, требующая заполнения. Я догадался, что это вопрос. И представил себе мощный трехосный ЗИЛ, покрытый самодельной броней, себя и своих спутников в его кабине, а потом воспроизвел то состояние покоя и довольства, которое испытывал в настоящий момент.
И опять некоторое время темнота оставалась немой и непроглядной. Но вот в мозгу возник образ, смахивающий на карандашный рисунок дошкольника: приблизительный контур того самого ЗИЛа, три обозначенных черточками человечка, а следом возникла та же вопросительная пустота.
Я подхватил рисунок и принялся его менять. Вокруг автомобиля воздвиглась зигзагообразная кромка забора. Над ней — другие человечки, дружно палящие из ружей в трех других перед изгородью (нас). Вожделенный автомобиль возвышался за спинами стрелков. Он был нам нужен, очень нужен, просто позарез необходим. Но нам его отдавать не желали ни в какую. А вместо этого желали прикончить на месте.
Я постарался возбудить в себе все возможные эмоции, возникающие в подобной ситуации, и послал свою «волну» Кошкам.
На этот раз безмолвие длилось довольно долго. Я даже начал опасаться, что потерял контакт. Но с контактом все оказалось в порядке. Кошки просто переваривали то, что я им передал. Наконец возникло уже знакомое ощущение вопроса.
Я воспроизвел тот же «детский рисунок», но рассадил вокруг нашей троицы Кошек. Они у меня получились головастые и с огромными усами. А потом попытался воспроизвести вопросительную пустоту.
На этот раз Кошки молчали еще дольше. Видимо, даже такой язык общения был им чужд и воспринимался с трудом. Пока множество кошачьих мозгов, объединенных в нечеловеческое сознание, обрабатывали информацию, я лежал, затаив дыхание. Если они не поймут, если не захотят сделать то, что мне нужно, остаткам нашей экспедиции придется туго. Быть может, вообще никак.
Но меня вдруг будто что-то толкнуло изнутри. Под закрытыми веками я увидел все тот же рисунок. Но он изменился. Стрелки больше не стреляли. Кто-то трусливо пригибался за кромкой изгороди, кто-то вообще бежал. Стрелки были напуганы и неспособны к сопротивлению.
Меня такой ответ удовлетворил лишь наполовину. Потому что три наши фигурки остались без изменений. Кошки давали понять, что их боятся, но никак не связывали это с тем, что мне требовалось.
Я мысленно обвел жирным контуром нас троих и стоящий за забором автомобиль, соединил их жирной чертой, не меняя остального, и, обозначив вопрос на кошачий лад, отправил «сообщение».
