— А каковы эти обязанности? — спросила Абрайра.
Кейго задумчиво нахмурился. Немного погодя он сказал:
— Некогда один полководец ехал по лесу, в котором было полно разбойников. В его свите было только несколько самураев, и вот им встретился ронин — самурай, не имеющий хозяина. Полководец спросил ронина, хочет ли он поступить на службу, а тот был голоден и потому согласился. Путешествие полководца было недолгим, пищи с собой брали немного, но он все же приказал своим людям накормить ронина, чтобы тот не шел на пустой желудок. И так как путь был недолгий, ронину дали только небольшую чашку овса, и полководец извинился, что у него нет риса. Ронин принял этот скромный дар и поел. Позже полководец и его люди попали в засаду ко множеству разбойников. Произошла страшная битва, и каждый самурай сражался со многими противниками. Во время затишья полководец подумал, остался ли ронин верен ему или сбежал в холмы. Когда битва окончилась, живы были только сам полководец и два его самурая, все сильно израненные. Среди убитых они увидели недавно нанятого ронина. Вокруг него лежало четырнадцать мертвых разбойников — вдвое больше, чем убили другие. И хотя он получил в дар всего лишь чашку овса, он оказался самым верным слугой.
Кейго смолк и подождал, чтобы мы усвоили сказанное.
— Вы все ронины, — продолжал Кейго. — Корпорация «Мотоки» хорошо платила вам. Вы получали пищу, воду, воздух для дыхания, одежду, вас обучали. В битве все может обернуться против вас, но вы не должны отказываться от нее. Вы не должны бояться смерти, предстоящая схватка должна вас радовать. Вы должны заплатить свой долг «он». Я буду сражаться рядом с вами. Я умру с вами. Мне, как вашему хозяину, стыдно, что я должен объяснять вам ваш долг.
Кейго неожиданно поднял свое массивное тело с пола и вышел из комнаты. Его кимоно цвета полуночи развевалось. Сакура и Ленивая Шея молча пошли за ним.
— Он спятил, — объявил Мавро, когда японцы закрыли дверь. — Я ничего не имею против войны на Пекаре, но не хочу воевать вместе с сумасшедшими.
Мы кивнули. Очевидно, самураи не повернут корабль. Они считают личным оскорблением то, что мы даже просто задумались над такой возможностью.
Мавро через несколько часов обошел соседние спальни и сообщил, что повсюду самураи сказали одно и то же. Как будто бросили влажное одеяло на тлеющий костер. Мы пошли на боевую тренировку и проиграли две схватки из трех. Завала вышел из лазарета и потребовал еще обезболивающего, чтобы снять бесчисленные воображаемые боли. Но после приема анестезирующего он становился пассивным — сущий ребенок в наркотическом опьянении. За обедом по-прежнему чувствовалось напряжение, но в глазах моих товарищей видна была покорность. Инерция несла нас вперед. Все были убеждены, что нужно продолжать полет. Поступили новости, что Гарсон совместно с самураями пытается найти возможность увеличить наши шансы на Пекаре, так организовать дело, чтобы потери уменьшились. Люди верили Гарсону и готовы были ждать. Никто не заговорил о возвращении на Землю. Но те, кто тренировался в модуле А, пока мы спим, оказались не столь сговорчивы, и я был очень удивлен, когда там неожиданно вспыхнул мятеж.
* * *
Среди ночи я проснулся от отдаленного шума, напоминавшего шум крови в ушах или далекий звук прибоя. Тысячи ног топали в унисон, тысячи голосов сливались на расстоянии. Я пытался разобрать слова песни, но не смог. Напряжение в воздухе ощущалось, как паутина, электрическая паутина, задевающая за лицо. Перфекто бросился к своему шкафчику. Остальные тоже поднялись. За стеной слышался топот: по коридору бежали самураи; крик одного из них напомнил рев барсука в норе. Я соскользнул с койки и поискал в темноте свое грубое деревянное оружие.
— Что случилось? — сонно спросил Завала.
— Мятеж в модуле А. — Пока мы вооружались, Абрайра прошла в туалет.
Мы стояли, не зная, что делать. Внизу под нами начали топать в такт и выкрикивать: «До-мой! До-мой!» Приводят себя в бешенство. Я понял, что кто-то с острым слухом уловил эти слова из модуля над нами, и все стали повторять их, как единый организм.
Кто-то на уровне под нами закричал: «Не-ет!» Послышался тяжелый удар.
Абрайра вышла из туалета, выставив перед собой кинжал, и стала так, чтобы одновременно видеть всех нас.
— Я отправляюсь на нижний уровень, чтобы отыскать амигос, — ровным голосом сообщила она.
Я был поражен тем, что она не доверяет нам, что ищет защиты у других женщин.
— Хочешь, чтобы тебя проводили? — спросил я.
— Держись от меня подальше! — бросила она. И хотя сама говорила, что нужно держаться спиной к стене и бить всякого, кто приблизится, я не мог поверить, что она на самом деле так поступит. Абрайра открыла дверь и выглянула в коридор. Мышцы ее напряглись. Движения ее были исполнены силы и грации, как у пантеры. Три самурая пробежали мимо нашей двери — мелькнули синие кимоно и обнаженные мечи.
Я чувствовал себя неважно. Хотел сказать Абрайре, что я не такой, как те ублюдки, что насиловали ее в прошлом. Я ей не враг.
— Я тебе помогу, если хочешь, — предложил я. — Как тогда, в симуляторе.
Абрайра на мгновение смутилась, она показалась мне испуганной, но не потерявшей надежды. Кивнула и попятилась к двери, не желая повернуться к нам спиной. Я пожелал ей удачи.
Перфекто сказал:
— Идемте к лестнице, — и Мавро и Завала согласились с ним. Я понял, что бежать некуда. Неважно, куда мы пойдем и пойдем ли вообще. Мятеж сам найдет нас.
Перекрывая мерный топот ног и скандирование «До-мой! До-мой!», послышался крик самурая:
— Уходи назад, глупая женщина!
Абрайра вернулась в комнату и остановилась, тяжело дыша.
— Самураи очищают коридоры. Всех запирают в их помещениях.
На корабле было не так много самураев. В лучшем случае один на пять наемников. Их короткие мечи, вакидзаси, скорее эмблема, знак привилегированного положения, чем оружие. Им самурай должен совершить харакири, если потеряет честь. Таким оружием они нас не остановят. И не смогут контролировать весь корабль. Пока люди ограничиваются тем, что топают и кричат. Но когда начнется насилие, самураи не смогут сдержать его. Абрайра стояла у двери с деревянным кинжалом наготове.
— Я предлагаю убрать наше оружие, — сказал Перфекто, — если мы не хотим перерезать друг друга.
— Хорошая мысль! — поддержал Завала. Он положил свой нож на койку, остальные сделали то же самое, но Абрайра по-прежнему жалась в угол и не выпускала кинжал из рук.
Мы сидели на койках или расхаживали по комнате, слушали топот и ритмичное «До-мой!». Пот заливал мне лицо, как будто я выполнял тяжелую работу, дыхание было стесненным. В комнате стало очень жарко.
