сам далек от правил чести, решил вывести нас из себя перед самым поединком.
— Ты что себе позволяешь, Романов? — Франциск забрызгал слюной. — Да я тебя!..
— Дедушка, — пришлось еще сильнее сжать руку старшего родича, — ты на господина Сфорца не обращай внимания, ему голову ласковым французским солнышком напекло. Как бы удар не случился… с летальным исходом.
— Ты мне угрожаешь? — уже не так уверенно спросил Франциск.
— Как можно, господин Сфорца? И еще, если вы так хорошо осведомлены о моих… колдунских способностях, инстинкт самосохранения вам что, совсем ничего не подсказывает? А вдруг я вам приснюсь в кошмарном сне?
Все, готов — понтифик побледнел, а руки его затряслись, и совсем не от гнева.
— Еще раз позволите себе любое оскорбительное действие в отношении Романовых, — гнусно улыбался я, — и кошмар станет реальностью, господин Сфорца. Не смеем задерживать.
Выдержки удалиться с максимальным достоинством у Франциска хватило, а вот его душевное состояние, как я видел, было далеко от идеала — страх, гнев и жалость к себе без всякого намека на сожаление.
— Господа, — я обозначил поклон в сторону Савойского, Гогенцоллерна и Виндзора, — прошу простить господина Сфорца, он это не со зла. В свою же очередь хочу заверить вас, что поединок пройдет в полном соответствии с правилами чести. Даю слово!
— Мы не сомневались, Алексей, — кивнул император Германии. — Николай, будем начинать?
— Конечно, Вильгельм…
Перед самой посадкой на гольфмобиль меня немногословно благословил Святослав.
— Удачи, воин, — в конце добавил он.
А организм уже заканчивал подготовку к поединку, я еле сдерживал себя — чтобы перейти на темп, повысилось качество зрения, чуйка сканировала окружающее пространство, сообщая, что моим противником все сильнее овладевают чувства обреченности и отчаянья.
И вот я на позиции. Метрах в восьмистах Филиппок, а сирены все нет…
Противный визг… Все, понеслась!..
***
Присутствующие, следившие за поединком на плазменных панелях, еще до сигнала заметили, как стал двоиться и троиться стоящий на месте Романов, а сразу после сирены за его спиной выросла огромная по высоте плотная стена из огня, воздуха и воды, ставшая разрастаться в стороны от великого принца.
В это время король Испании уже атаковал, и Романова скрыла завеса из густой пыли, из глубины которой периодически стали выскакивать смерчи из всех четырех стихий.
Через несколько секунд пыль опала, смерчи прижались к вздыбившейся земле полигона, а великий принц оказался на полпути к своему противнику, остававшемуся на месте. Увеличившаяся стена из трех стихий продолжала двигаться за молодым человеком.
— Как в Сен-Тропе! — послышался чей-то возбужденный голос. — Решил Филиппа голыми руками убить!
И опять попытка атаки со стороны короля Испании, но какая-то слабенькая и странная — облако пыли ритмично то увеличивалось, то «сдувалось», смерчи дергались в такт этой пульсации, то быстрее, то замедляясь!
— Это же легенды! — голос был другой. — Не может этого быть…
***
Первую атаку Филиппа я отразил вполне успешно, поймав себя на мысли, что подсознание в большей степени управляет не моими собственными огнем, воздухом и появившейся из ниоткуда водой, а огнем, воздухом и водой короля Испании. Ощущения были настолько странными, что вот так сразу привыкнуть к ним оказалось невозможно. А потом Филипп ударил снова, и я невольно залюбовался красотой и изяществом разворачивающегося передо мной буйства стихий…
Из нирваны меня вырвала визжащая чуйка, сигнализировавшая о смертельной опасности…
Глубже в темп… Доспех на максимум…
Попытка перехвата управления стихиями…
Не очень удачно, но для последнего рывка хватит…
Удар… Еще удар… Теперь по лодыжкам…
— Сдаешься, тварь, на милость победителя? — я сжал горло короля Испании.
Филипп, чьи руки и ноги были переломаны, смотрел на меня бешеными глазами.
— Сдаешься на милость победителя? Или мне тебе кадык вырвать?
— Сдаюсь на милость победителя, — прошептал он и стал бледнеть — видимо, у старика начала проявляться боль от сломанных конечностей.
— Молись на моего деда Николая! Это он попросил тебя не кончать.
Я схватил Филиппа за шкирку и потащил навстречу приближающемуся квадроциклу с красным крестом на борту.
— А еще ты мне расскажешь, что за игры разума тут устроил с помощью стихий. Слышишь, Филипп? — я тряхнул его.
— Это тайна рода, — простонал он.
— Да мне наплевать! — и опять тряхнул его. — Должок за тобой, твое величество. А я далеко не такой великодушный, как мой царственный дедушка…
Конец девятой книги
