— Серег…
Хук полетел справа. Свободная его рука мелькнула у меня над головой. Оттолкнул я старлея как раз в тот момент, когда его кулак должен был достичь цели. Он встал посреди камеры: натужно сопит, ноздри раздуты, глаза вытаращены, голова вперед наклонена, руки дугами — словно букву «Ф» изображал. Бывалым объяснять не надо, что это не просто стойка, это как удар в гонг, означающий начало боя. Остановить человека в таком состоянии может разве что разверзнувшаяся под ногами земля.
— Успокойся, — я протянул к нему пятерню, хоть особо на позитивный исход не рассчитывал. — Не надо все усложнять. Слышишь?
Он сделал шаг и оказался со мной лицом к лицу, между лбами не всякая муха пролетела бы. Наклонил голову, так чтоб видеть Олю.
— Еще один звук, сука, — он направил в девушку за моей спиной указательный палец, — обоих тут загашу. Понятно? — выровнял голову, заглянул мне в глаза. — А ты еще раз попробуй такое повторить, защитничек, ля! Будь ее воля, она бы пришила тебя еще там, сразу. Адвокат тут нашелся.
Видать, наверху наши ангелы-хранители дрались, что нас тут миновало. Я не то чтобы особо стреманулся, но, положа руку на сердце, все ж не хотелось, имея залатанный бок, затевать драку со спецназовцем. Равно как и обретать в этом каменном аквариуме еще одного врага. Пусть остынет немного, поуспокоится, поговорим тогда.
Убедившись, что Трофимов отошел на безопасное расстояние и принял окончательное решение не причинять нам телесных повреждений, я повернулся к Ольге. Порази меня двести двадцать, если выглядела она хоть чуть обеспокоенно или хоть мелькнуло в глазах сожаление о содеянном. Ее будто бы насмешило то, что только что произошло. Как если бы ее от внешнего мира ограждало пуленепробиваемое стекло. И попытка Трофимова ее ударить закончилась бы поломанной кистью разведчика. Иначе я совсем ее не понимал. Может, она не совсем дружит с головой?
— Зачем ты так? — спрашиваю так же, шепотом.
Она наклоняется ко мне, прикасается губами к моему надорванному в давних драках уху.
— Ну ты ведь защитил бы меня, а, Глебушек? — Ее язык скользнул по внешнему ободку ушной раковины.
Теперь намек на улыбку возник на моем лице. Ах ты ж, блин… Испытывать меня? Ну ладно. Ла-а-адно.
Сержант Бакун пришел в себя где-то около часа ночи. До состояния идеальной бойцовской формы ему еще было далеко, но и на сдувшегося тюфяка он не был похож. Еще повоюет, несмотря на то что отделали его кирзачами нещадно.
Засов на дверях скрипнул в час тридцать. Вот он какой, Чирик. Худой, как щепка, ссутуленный, горбатый, на темном лице грубые складки — вокруг рта сложены ровно как парные кавычки, — вытянутая огурцеобразная голова, казалось, с трудом удерживалась на тонкой шее. На вид так старше Ольги минимум лет на десять, а то и больше. Жизнью небось побитый по самое не хочу.
По его лицу было легко прочесть, что решение далось ему с трудом. Скорее, не далось бы вообще, не подумай он в последний момент о сестре.
— Минут сорок есть, в полвторого смена постов, по любасу кто-то подкатит сканернуть вас, — сообщил он.
— Чего это вы тут мутите, пацаны? — морщась, держа ладонь на лбу, спросил сержант.
— Валим, Антоха, — Сергей первым выскользнул из камеры, обернулся на Чирика. — Где капитан?
— В лазарете держат, — Ольгин брат посмотрел на Трофимова с вопросом. — А тебе чо, надо типа?
— Надо. Без него не пойдем.
— Да ну нах? — делано округлил глаза сиделец. — Так валяй, я покажу где это. Сходишь, освободишь Морфеуса. Ты же у нас Нео, да? Умеешь от пуль уклоняться?
— Покажи, — проглотив сарказм, сказал Трофимов. А сам размял шею, будто в спарринг готовился. Затем оглянулся, скептически замерял меня, словно бы говоря: кто? этот? да этот сейчас во все дыры ломиться будет, дабы побыстрее свалить отсюда.
Хотя повода я ему не давал. Коль уж зарядился в обойму, куда же мне теперь?
Девушку старлей обошел вниманием, будто и не было ее тут вообще. Может, сам знал, что она рискнет? А может, и все равно уже было.
Чирик повозился с дверью, расковырял замок, имитируя картину самостоятельного побега. Типа мы через приоткрытую «кормушку» при помощи каких-то двух ржавых железок открыли камеру. А вдруг проканает? Главное, чтоб раньше времени никто не решил навестить нас, проверить, как мы тут обустроились в новых апартаментах. Дверь он прикрыл плотненько, чтоб сразу в глаза не бросалось, и повел нас в западную часть «зверинца», как здесь называли главный корпус комплекса.
Шли крадучись, по натертым до блеска бетонным полам, скользя вдоль глухой стены. Свет «летучей мыши», оставшейся висеть у нашей камеры, недалеко сопровождал нас желтым, нервозным мерцанием. Буквально метрах в пяти стало темно до непроглядности, а серые бугристые стены, и без того никогда не излучавшие тепла, стали еще холодней.
Специфическая энергетика в таких местечках долго хранится. Неважно, что происходит за стенами, тут все равно запах смерти, одиночества и безумия слышен в разы отчетливее. Годами поглощаемая каменными стенами аура угнетения, подавленности и насилия воздействует на всех, кто нарушает ее покой.
Двустворчатая дверь, имеющая квадратное зарешеченное окошко, встретила нас в конце блока. Она не была заперта на замок, но открыть ее так, чтоб и случайный (который запросто мог стать смертельным) лязг и скрип не вырвался из старых пружинных щеколд, оказалось задачей непростой. По крайней мере абориген Чирик возился с замками минут десять. За это время дважды кто-то поднимался-спускался по ступеням, что по ту сторону дверей, отчего мы в немой панике занимали позиции для внезапной атаки. Еще раз кто-то пьяную девку волок, хохотали, будто из кабака освежиться вышли.
«Хоть бы не стал ее тут пыжить», — подумалось. И, судя по реакции остальных, они подумали то же самое. Миновало, к счастью.
Ступени, едва-едва освещаемые мерцающей где-то на первом этаже свечой, с одной стороны просторного квадратного тамбура уводили вниз, с другой — вверх, рядом переход в другое крыло. Все обложено решетками, решетчатыми дверями, по полу лестничной клети тянулась неширокая желтая полоса — идти заключенным ранее надо было строго по ней; красные пунктирные полосы по бокам и надписи «Не переступать!» свидетельствовали о суровых внутренних правилах. Тут же, в тамбуре, на стене имелась надпись «Выход во двор» и стрелка, указывающая вниз, «Корпус № 2» — над переходом в соседнее крыло. И «Лазарет» — с указанием на третий этаж.
— Вам туды, коль чего, — прошептал Чирик. С издевательской усмешкой на губах указал Трофимову на надпись. — А кому на свободу хочется — пошли за мной.
