— Салман! — метнул в меня тревожным взглядом Трофимов.
Да я и без него знал. Беглец — мой, я рванул за ним, словно у него была кнопка, а у меня — взрывчатка на шее. Бабы, стоявшие досель на полусогнутых и с приоткрытыми на четверть глазами, похоже, наконец, врубились, что происходит. Одна из них завизжала, когда я пробегал мимо.
— Епа-а-а…ть, сука-а-а!! — да так до костного мозга пронзительно, что я не мог на нее не отвлечься. Тем более удирающий подарил мне лишних пару секунд форы — зацепился за оттопырившийся край линолеума и распластался на полу. Швырнув к ней свое тело, я схватил матерящуюся бабу за лицо и резко приложил затылком о стену.
Вторая стояла в охренении, выкатив на меня глаза. Спущенные штаны у нее болтались ниже колен, черный мохнатый треугольник контрастировал на светлом теле. Никакой реакции у меня это не вызвало. От обоих штыняло давно не мытым телом. На подоконнике у них за спинами все еще дымился водный бульбик,[17] запах горелой травы в жутком коктейле смешался с замшелой телесной вонью.
Кроме буля там имелась недопитая бутылка водки с парой граненых стаканов и разложенная на газете нехитрая закусь. Типа, на выбор, кто чем расслабляться привык.
Я еще только думал, что предпринять, когда черная тень мелькнула справа. Чьи-то руки легли на голову той бабы, что молчала. Резкий поворот, хруст костей, напомнивший хруст разминаемых костяшек. Тело сложилось, словно манекен, из которого стержень вытащили.
Трофимов? Нет, давай, еще одна попытка.
— Лови его! — Ольга пробуравила меня взглядом, указала на поднявшегося бегуна.
Ни хрена себе скрытые таланты. Лихо, однако.
Я бросился за везунчиком. Невзирая на боль в боку и то, что громыхали мы оба копытами как сбежавшие из зоопарка антилопы, нагнал я его быстро. Он успел крикнуть «Шух!..», когда я поймал его за куртку и потянул на себя. Ударил по ногам ниже колен, швырнул на сторону. Он влепился руками в стену, перекатился, толкнул спиной дверь операционной и ввалился внутрь.
Тут все еще пахло медициной: запах резины, въевшийся в стены запах спирта, привкус хлора и йода. Невзирая на то что шкафчики с медпрепаратами давно обчищены, в операционной — насколько позволяла видеть и делать выводы лунная ночь — соблюдался первозданный порядок. Видать, не обжили (читай: не засрали) зэки, не устроили тут гадючник как везде, куда ступает их лиходейная нога.
Вскочив на ноги, зэк понял, что у него есть единый вариант выбраться из операционной: убить меня. В руке у него блеснул нож. А я же второй раз за одну неделю лишился своего верного дружка.
— Ну чо, хмырек? — хитро блеснул зубами здешний, подманил меня свободной рукой. — Валяй, чего буксуешь? Смелее. Подходи, — он стал повторять движения обезьяны, раскачивая головой. — Галстук самый матерый подберу. Ну, бивень, ля.
Я пошарил глазами в поисках чего бы использовать, но, как назло, ничего подходящего не разглядел. У меня была возможность отступить назад, выйти из операционной. А там бы хоть и Трофимова аукнуть — зачем в героя играть?
Но, е-мое, как же? Чего я, малолетний мандражуй какой-нибудь, что ли? Не справлюсь с сухопарым синим, что ли?
Уйдя от парочки запугивающих атак, я перемещаюсь так, чтобы операционный стол с подвешенным к потолку хирургическим светильником оказался между нами. На белой тележке все еще расстелен марлевый отрез, валяется поржавелая местами белая ванночка с тампонами, но, блин, ни одного инструмента на поблескивающей хромированной подставке. Как так?! Где хоть зажим, не говоря уже о скальпеле?!
— Салман, — негромко позвали из коридора. Издали кто-то, вродь как Бакуна голос.
И шум возни оттуда. Скрипнули ржавые петли.
Зэк отвлекся, блеснул глазами в черный дверной проем. В тот же миг я швырнул в него ванночкой. Не особо надеясь, что попаду. Но иногда мне все же везет — тяжеловатая металлическая посудина отлетела, ударившись ему прямиком в центр лобешника. Это как в той варгеймовской пошаговой стратегии, когда после удачного хода дается еще один ход. У меня появилась еще секунда для действий. Схватив ту самую хромированную плоскую подставку под хирургические инструменты, я наклонился и ударил ею зэка по руке. Лезвие зазвенело по щербатому кафельному полу. Сам синий отдернул ушибленную конечность, будто я брызнул на нее кислотой.
Образовавшаяся заминка дарит мне еще одну возможность. Я прыгаю через операционный стол, валю сидельца с ног.
Сука, как же жжет зашитая рана!
На! На! Злость заставляет меня сдавливать зубы с такой силой, что начинают неметь челюсти. Кулак правой руки опустился раз десять подряд, нос сидельца перекосило набок, в кровавом месиве проглянула белая кость. Но, гребаный мудак, он и не собирался сдаваться. Вцепился руками мне в голову, нащупал большими пальцами глазные ямы. Я ударил его еще раз, на всякий случай головой мотнул, прежде чем понял, что придется отступить. Если глазки дороги. Резко дернулся назад, не помогло — с-су-ка, гребаный клещ! — приподнялся, скосил, наконец, его руки. И тут же ощутил удар ногой в грудь. Потеряв равновесие, я отлетел на операционный стол.
Жжет! Как же грызет зверь в боку!
А зэк явно не вчерашний. Мордельник, видать, привыкший к подобной профилактике. И по хрен, что нос налево смотрит, на общей мобильности это никак не отражается. Вскочив, как подожженный, он не стал тратить время на поиски заточки (на что я так рассчитывал), а сразу бросился в атаку.
Я хотел было встретить его с маваши, но, япона мать, опоздал. Он нырнул мне под ногу, принял ее на плечо и, навалившись всем телом, толкнул вперед. Я перелетел через операционный стол, шмякнулся спиной на пол. Ожидаемой свободы это мне не подарило — зэк не перелетел вместе со мной, а продолжал цепко меня удерживать за ногу, прижав ее к груди. Попытка выдернуть ее силой не увенчалась успехом. Как и попытка отбиться свободной ногой.
Зато изобретательность зэкана поразила. Свободной рукой он дотянулся до провисшего над операционным столом светильника, похожего на упитанную летающую тарелку, и рванул его вниз. Знал, видимо, что-то. Тяжелая хрень, вырвавшись из потолка, что называется, «с мясом», рухнула на меня. Удар не шибко болезненный получился, так, разбилась на макушке пара ламп. Кусок бетонного перекрытия обрушился рядом — вот это уже повезло. Пыли известняковой лишь во все легкие втянул. А, ерунда.
В следующий миг сиделец уже был рядом. Перепрыгнул через операционный стол, что твоя обезьяна. Что-то там прошипел в лютости, захватил в клещи мое горло, сдавил. Вжал большими пальцами кадык вглубь шеи. Выигрышная позиция, однако. Могла бы быть. Почему «могла бы»? Потому что, если бы он был умнее, понял бы, что я сам позволил ему так сделать.
