И тут в тыл обеим группировкам вылетают первые из поднятых по тревоге патрульных машин. Несколько экипажей не выдержали гонки и сошли с дистанции, дымя распахнутыми капотами. Одна из машин протаранила спящую корову и врезалась в старое дерево, ствол которого, переломившись, придавил крышу. Еще пара патрулей растворилась в ночи где-то по дороге, изобразив аварию. Это так просто – взять и проткнуть колесо, сообщив дежурному о досадной случайности. Местные копы не любят стрелять. Да и не умеют. Не всем из них довелось поупражняться в тире во время прохождения полицейских курсов. А те, кому довелось, давно забыли про порядок подготовки оружия к стрельбе. За десяток лет ленивого фланирования по улицам, когда стоптанные форменные ботинки не видны из-за объемистого брюшка, а послеобеденный сон на сидении служебного автомобиля так сладок, и не то позабудешь. И те, кто сдуру добрался до места, остановили машины подальше, опасаясь лезть в чужую драку. И направили лучи фароискателей в сторону стрельбы, надеясь, что преступники заметят их и образумятся сами по себе. Но вместо этого обе группировки, решив, что их окружают, открывают огонь по свету фар. И под треньканье пуль по стеклам, некоторые копы, попадав на землю, повытаскивали древние барабанные револьверы, и их бабаханье дополнило ночной концерт.
– Копы скурвились! Подставили нас! Бьют в спину! – осипшим голосом кричит Барсук в трубку.
– Обложили нас! Окружили, суки! Сплошная подстава! Давай еще парней! – требует у невидимого собеседника Тунец.
– Встретили сильный огонь! Какие двое – тут целая банда! Их десятки! Стреляют отовсюду! Все вооружены! Высылайте подкрепление! И пожарных: дома горят! – до предела вытянув шнуры микрофонов, вопят патрульные, растянувшись за машинами.
Подоспевшая к людям Шьямалана подмога обрушивает на машины полиции шквальный огонь. Под треск осыпающихся стекол копы в панике разбегаются, глуша свой страх выстрелами. Отчаянно крича на бегу, они стреляют по теням, что мечутся вдоль стен. По удирающим прочь бродягам. По бандитам. По старым газетам, которые ветер таинственно и страшно шевелит в подворотнях. Друг по другу. По всему, что попадется на глаза. Про то, зачем они сюда заявились, никто уже не вспоминает. Кажется, все обезумели от страха. Никто никого не слушает. Бежать некуда. Пули летят со всех сторон. Все стреляют по всем. Рты перекосило от криков.
В довершение ко всему, сверху падает тень коптера, разметывая вихрем винтов волны мусора. Шальная пуля чиркает по его броне. Из-за рева пулеметов не слышно криков. Фонтаны каменной крошки поднимаются от тротуаров длинными полосами, очереди хлещут землю, подобно исполинским бичам. Все вокруг заволакивает тучами пыли, сквозь которую пульсирует багровый свет пожаров. Стены лачуг складываются карточными домиками. Вспыхивает несколько полицейских машин. Пулеметы перемалывают и правых, и виноватых. Никто вокруг и не помышляет о сопротивлении. Потоки раскаленного свинца настигают бегущих в панике людей. Кто поумней, просто падает на землю, лицом в грязь сточных канав, и лежит, не шевелясь и поминая всех известных богов. Бойня занимает какие-то секунды. А затем коптер распахивает крылья-пандусы, и на землю горохом сыплются закованные в броню чудища. Двое из них замирают у стены, поводя стволами. Остальные устремляются к многоэтажке и исчезают внутри.
Коптер, оглушительно свистя, поднимается повыше, нарезая круги над домом. Тысячи людей в округе, вырванные из сна ужасным побоищем, в панике бегут, куда глаза глядят. Паника ширится, захлестывая соседние кварталы. Матери подхватывают детей. Жулики и бродяги под шумок набирают целые охапки пожиток из домов с распахнутыми настежь дверями. Они кричат, стараясь напугать и без того ошеломленных и ничего не понимающих людей. Мычат перепуганные тощие коровы, мчатся, куда глаза глядят, давя зазевавшихся. Толпы полуодетых людей, голося и толкаясь, насмерть затаптывая упавших, катятся по темным кривым улочкам, будя город. Несколько изрешеченных пулями полицейских машин, сумевших выскользнуть из боя, несутся прочь, под вой сирен и сияние разбитых маячков. Район Тис-Хазар погружается в хаос. Поднятый с постели комиссар Джагдиш Кумар трясущимися пальцами набирает номер начальника материковой полиции. Мимо его особняка то и дело пролетают отчаянно сигналящие машины. Свет их фар больно бьет по глазам через неплотно прикрытые жалюзи.
– Быстрый вызывает Ферму!
– Ферма на связи.
– Докладываю: район охвачен паникой. Попал под огонь неизвестного противника. Сопротивление подавлено. Объекты не обнаружены. Свидетелей бегства не найдено.
– Принято, Быстрый. Возвращайтесь.
Мишель ворочает рулем, как заправская гонщица. И где она наловчилась управлять такими допотопными машинами? Мимо пролетают деревья, какая-то неразличимая в темноте зелень, грузовики и запряженные волами телеги. Время от времени за окном тянутся похожие на болота рисовые чеки. Звездный свет отражается в темной воде. Молодые побеги совсем незаметны на фоне маслянистого блеска. Затем мы въезжаем на улицу пригородной деревушки и, не снижая скорости, несколько минут прыгаем по ямам вдоль одноэтажных домов с плоскими крышами. И снова по краям шоссе пыльные поля. Или рисовые чеки. Или череда пальм. Потом новая деревушка. Свет редких фонарей. Опять кукурузные поля. Чеки. Пальмы. Белый щебень на неровных обочинах. Пейзаж бесконечно однообразен. Ветер врывается в разбитые стекла. Гранулы битого стекла повсюду. Хрустят под ногами. Мешают сидеть на простреленном сидении. Ветер не приносит прохлады. Воздух пахнет тиной, пылью и гарью выхлопов. Сушит в носу. Я отворачиваюсь от окна и бездумно смотрю вперед, сквозь покрытое трещинами ветровое стекло, где деревья вокруг покрытого трещинами шоссе прыгают в яркое пятно света от единственной уцелевшей фары.
Несмотря на позднюю ночь, движение на шоссе номер пять довольно оживленное. Куда-то катятся маленькие чадящие грузовички с тусклыми, еле различимыми габаритными огнями. Тяжелые трейлеры, не давая нам пространства для обгона, натужно гудят, сотрясая все вокруг ударами тяжелых колес о неровности дороги. Лениво плетущиеся волы, меланхолично что-то пережевывая, тащат телеги с горами соломы или корзин. Редкие дорожные указатели прячутся за раскидистыми деревьями. Мишель то и дело негромко чертыхается, пытаясь разглядеть очередной знак за переплетением ветвей. Резко дергает рулем, под слепящим светом фар бросая машину на обгон по встречной полосе.
– Почти ничего не вижу, – жалуется она, щурясь. – Эти обезьяны, кажется, знать не знают, что такое ближний свет. Еще немного, и мы въедем в зад какой-нибудь телеги.
