Такая процессия не могла не привлечь внимания, хотя паучара благодаря дождевому колдовству Клесто выглядел обыкновенной собакой на поводке с серебрящейся от измороси шерстью.
Возможно, за ними по пятам крался, выдерживая разумную дистанцию, не газетчик, почуявший запах жареного, а еще один чиновник из полицейского управления, приставленный тайно наблюдать за иностранными коллегами. Или «бродячий кот», приглядывающий за своим собратом, получившим от Лунноглазой Госпожи разрешение на охоту. Во всяком случае, не морок, это Темре проверил. И не Луджереф – его бы ищейка вмиг учуяла. Поэтому «хвост» решили без повода не трогать: скорее всего, человек на службе, и не надо ему мешать, пока он сам никому не мешает.
Между тем городской ландшафт становился все запущеннее, все тоскливее, словно после мора или иного бедствия. Трущобы с заколоченными крест-накрест окнами смахивали скорее на развалины, чем на бедняцкое жилье, и выглядели почти необитаемыми – здесь ютились разве что изгои, которым больше некуда было податься. Ветхие дома в один-два этажа группировались островками, как будто жались друг к дружке, испытывая непонятное смутное беспокойство и заражая своей тревогой зрителя.
Вокруг простирались свалки, пустыри, заросли оголившегося кустарника, торчали телеграфные столбы, высились решетчатые опоры черных на фоне облачного неба трамвайных мостов. Тянулись щербатые кирпичные ограды, непонятно что от чего отделяющие, похожие на обкусанные и заплесневелые хлебные корки. Вздымались акведуки с выведенными на поверхность трубами, то в ошметках прошлогоднего утеплителя, то заново укутанными в преддверии зимы. Морщились под дождем и переливались мутным блеском громадные лужи. Попадались и заводы, спрятанные за обшарпанными, но добротными заборами. Благодаря тому что их владельцы по закону отвечали за состояние дорог и тротуаров в окрестностях, это хозяйство до сих пор не превратилось в непролазное месиво грязи.
Неприживные районы назывались так потому, что народ там ни в какую не приживался. Плохо там было. Чем плохо, никто внятно объяснить не мог, но людям очень скоро становилось не по себе, а потом и вовсе невтерпеж, и они переезжали куда угодно, лишь бы оттуда убраться. Поговаривали, что сны там снятся тяжелые, нехорошие. Зато для предприятий, расположенных в неприживных районах, и земельный налог был ниже, и арендная плата меньше, это спасало такие территории от окончательного запустения. Селиться поблизости желающих не было, поэтому до своих заводов и мастерских работники ездили на трамваях, сновавших над Лонваром круглые сутки напролет.
Рассказывать все это иллихейцам пришлось Темре. Полицейский инспектор оказался неразговорчив, а Котяра косился на агентов подозрительно и неприветливо: эти парни претендовали на его добычу, в то время как он хотел собственноручно свернуть шею подонку, убившему Тавьяно. До открытой стычки пока не дошло, но Темре опасался, что этого не миновать.
Опрос свидетелей похищения Соймелы позволил предположить, что утащила ее Акробатка, а за рулем машины, в которой девушку увезли, сидел некий мужчина, судя по поведению разволновавшейся ищейки – изготовитель паучары. Темре связался с иллихейцами и, когда те приехали на место происшествия, попросил у них какую-нибудь вещицу Луджерефа. Ему вручили ношеный полосатый носок. Кукла сразу сделала стойку, начала суетиться вокруг носка и топтать его пружинистыми ногами. Так как происходило это на улице, под моросящим по милости Клесто дождем, со стороны казалось, будто собака теребит тряпку.
После этого сомнений не осталось, и все вместе отправились в юго-восточный район столицы, туда, где, по предварительным данным, находилось убежище Демеи и ее помощника. Здесь морок-ищейка довольно быстро взял след и повел людей за собой, он так и рвался вперед, нетерпеливо натягивая поводок. Иллихейцы оживились, предвкушая успешное завершение своей миссии, а «бродячий кот» насупился. Он ни словом не упрекнул друга, но тому было неловко перед ним и досадно за свой промах.
Перед выходом Темре еле уговорил его надеть оберег от огнестрела.
– Я на тропе охоты, и у меня девять жизней, – проворчал Котяра.
– А в автоматическом пистолете десять патронов, если это не пятизарядник. Кроме ублюдка-бандита там будет еще и морочака, у нее точно есть ствол, может, даже не один.
Хвала богам, все-таки уломал.
Убийца наваждений на ходу налепил на лицо маску и поглубже надвинул капюшон плаща, чтобы не привлекать постороннего внимания. Следовало быть начеку, а то с Акробатки станется потихоньку подобраться и застать их врасплох, но пока никаких мороков, кроме куклы Клетчаба Луджерефа, поблизости не было.
За Соймелу он не слишком волновался: та с Демеей справится. Пожалуй, только она с ней и справится… Но все равно лучше бы поскорее вызволить Сой и покончить с этой историей.
Над унылым ландшафтом мокнущего под дождем неприживного района господствовала горка с заводом. Именно туда паучару и тянуло. Быть может, морочанка и беглый иллихейский преступник прячутся среди работников предприятия?
Решив сделать передышку, сыщики остановились под сенью развалины, напоминающей кусок подгорелого пирога. Вдоль стены тянулось что-то вроде галереи с жестяным навесом – укрытие от дождя. Паучару привязали снаружи, игнорируя предложения иллихейцев, что, мол, давайте и собачку вашу сюда, пусть немного обсохнет. Ага, еще не хватало, чтобы они увидели истинный облик «собачки»!
Полицейский инспектор достал из внутреннего кармана плаща и развернул истрепанную карту местности, подклеенную с изнанки бумажными полосками.
Инспектора звали Гурдо. Он был тощ, смугловат, немолод, с темными усиками над верхней губой и выпирающими желваками. Судя по физиономии, венгос с примесью гронсийской крови, но вряд ли он охотно сознался бы в этой примеси. И с иностранцами, и с убийцей наваждений он держался официально, хотя и без неприязни – скорее, это была суховатая манера чиновника, находящего в казенном способе общения известные преимущества. К «бродячему коту» обращался уважительно, словно хотел подчеркнуть, что к религии он относится с должным почтением.
– Это Овечья горка, там находится разделочно-перерабатывающий завод, – сообщил он строгим надтреснутым голосом.
Остальные сгрудилась вокруг, заглядывая в карту. Кроме символа, обозначающего промышленное предприятие, возвышенность была помечена зубчатым красным кружком. От Темре не укрылось, что Жозеф Глинтух, могучий громила с открытым добродушным лицом, сощурил слегка раскосые глаза и еле слышно хмыкнул, словно углядел что-то такое, о чем остальные знать не знали.