— Нет, господин, — признал Гарро. — И я не хотел в это верить, но истина мало заботится о том, чего мы хотим.
Сигизмунд шагнул к своему командиру:
— Господин, что мы будем делать?
Гарро ощутил некоторое сочувствие к Первому капитану. Ему были понятны боль и стыд, испытываемые в этот момент воинами Имперских Кулаков.
— Собери капитанов и проинформируй их, но проследи, чтобы сведения не разошлись дальше. Гарро, Круз, этот приказ касается и вас. Заставьте спасенных с «Эйзенштейна» людей помалкивать. Я не хочу, чтобы эти известия неконтролируемо распространялись по флотилии. Я сам выберу момент, когда все рассказать Легиону.
Космодесантник кивнул:
— Да, господин.
Дорн отвернулся.
— А сейчас вы все меня оставите. Я должен хорошенько подумать. — Он взглянул в сторону Сигизмунда. — Никто не должен входить в мои покои, пока я сам не выйду.
Первый капитан отдал честь.
— Господин, если вам нужны советы…
— Не нужны.
Примарх отпустил их, и, после того как все вышли, Гарро не мог не заметить глубокую озабоченность на лице Сигизмунда, закрывавшего за собой двери.
Капитан увидел стоявшую неподалеку Киилер и заметил на ее щеке одинокую слезинку.
— О ком ты плачешь? — спросил он. — О нас?
Эуфратия покачала головой и показала рукой на тяжелую дверь:
— О нем, Натаниэль, потому что сам он плакать не может. Сегодня мы с тобой разбили братское сердце, и ничто в мире не в состоянии его склеить.
Экипаж флотилии Дорна начал подготовку к возвращению в варп, а мужчины и женщины с Эйзенштейна, изолированные во временных убежищах в каменных недрах «Фаланги», остались в стороне от общей деятельности и забот. Медитировать у Гарро не получалось, так что он отправился бродить по коридорам и переходам огромной каменной крепости. Когда-то «Фаланга», возможно, была планетоидом или даже малым спутником какого-то отдаленного мира, а сейчас превратилась в собор, посвященный воинской славе и подвигам космодесантников VII Легиона. Гарро увидел галереи боевой славы, протянувшиеся на несколько километров, заглядывал в отсеки, где для тренировочных занятий были воспроизведены условия разных полей сражений. Он осмотрел обширное помещение, отданное под замерзшие дюны, совсем как на Инвите, где Дорн, по слухам, провел свою юность. Повсюду вокруг него, ни на секунду не останавливаясь, с серьезным видом сновали воины в золотистых доспехах, а Гарро бродил не спеша, все еще превозмогая оставшуюся после ранения хромоту. Он чувствовал себя не на своем месте, и его мраморно-зеленые доспехи никак не сочетались с золотисто-черными латами Имперских Кулаков.
Наконец, почти убедив себя, что это обычная случайность, Гарро оказался у дверей каюты, отведенной Эуфратии Киилер.
Он даже не успел постучать, как дверь открылась.
— Привет, Натаниэль. Я приготовила немного травяного отвара. Ты зайдешь? — Киилер оставила дверь открытой и исчезла в глубине комнаты. Гарро, вздохнув, последовал за ней. — Есть какие-нибудь известия от лорда Дорна?
— Нет, — ответил Гарро, окидывая взглядом скромное помещение.— Он не покидал своих покоев весь день и всю ночь. Пока все командование осуществляет капитан Сигизмунд.
— Примарху есть о чем подумать. Мы можем только отдаленно догадываться, насколько сильно встревожили его эти новости.
— Да, — признал он, принимая из хрупких рук Киилер чашку ароматного отвара.
Гарро перенес вес тела на аутметическую конечность. Все последние дни механическая нога доставляла ему наименьшие неприятности, по сравнению со всем остальным.
— А как ты? — спросила Эуфратия. — Куда тебя завели все эти события?
— Я надеялся, что смогу немного отдохнуть, поспать. Но это оказалось довольно трудно.
— Я думала, что космодесантники никогда не спят.
— Это предубеждение. Наши имплантаты позволяют погружаться в сон только наполовину, чтобы всегда сознавать, что творится вокруг. — Гарро отхлебнул из чашки и обнаружил, что жидкость пришлась ему по вкусу. — Я попытался заснуть несколько раз, но тревожные картины каждый раз меня пробуждали.
— А что ты видел в своих снах?
Гвардеец Смерти нахмурился.
— Войну в неизвестном мне мире. Временами ландшафт казался знакомым, но определиться было трудно. Со мной были мои братья — Дециус и Войен, и воины Дорна тоже. Мы сражались с каким-то существом омерзительного вида, которое сеяло вокруг себя эпидемии болезней, как те чудовища на «Эйзенштейне». В воздухе было темно от роившихся мух, и я все время испытывал тошноту. — Он отвел взгляд, прогоняя видение. — Но это просто мираж.
На столе у Эуфратии лежала пачка трактатов Божественного Откровения, а в подсвечнике горела толстая свеча.
— Я прочел бумаги Калеба. Теперь, мне кажется, я лучше понимаю веру твоих людей.
Эуфратия проследила за его взглядом.
— После нашего спасения верующие предоставлены самим себе, — сказала она. — Больше нет никаких собраний. — Киилер улыбнулась. — Натаниэль, ты сказал «твоих людей». Разве ты не считаешь себя одним из нас?
— Я — космодесантник, слуга Имперских Истин…
Киилер жестом попросила его не продолжать:
— Мы уже говорили на эту тему. Эти два понятия не исключают друг друга. — Она посмотрела ему в глаза. — Ты взвалил на свои плечи слишком тяжелую ношу, но никак не хочешь разделить ее с другими. Это послание… предупреждение — это не только твоя цель. Все мы, все, кто избежал убийства на Истваане, тоже несем этот груз.
— Может, и так, — признал Гарро. — Но это никак не делает легче мою ношу. Я командир… — Он ненадолго замолчал, потом продолжал: — Я был командиром на «Эйзенштейне», и передать послание остается моим долгом. Ты и сама говорила, что это моя миссия.
Киилер покачала головой:
— Нет, Натаниэль, предупреждение Терры — это только одна сторона. Твой долг, как ты только сейчас сказал, — это правда. За нее ты рисковал своей жизнью, за нее пошел против своих убеждений, за нее, не дрогнув, выстоял перед яростью примарха.
— Да, но когда я думаю, какие разрушения, какая тьма последует за ней, я ощущаю себя совершенно сокрушенным! Сама сущность и масштаб предательства Хоруса… После этого разразится гражданская война, в которой сгорит вся Галактика.
— И ты чувствуешь себя ответственным за это из-за того, что несешь предупреждение?
Гарро отвел взгляд:
— Я всего лишь солдат. Я так думал, но теперь…
Женщина придвинулась ближе:
— Что, Натаниэль? Скажи мне, во что ты веришь сейчас?
Он отставил чашку и вытащил бумаги и бронзовую икону Калеба.
