— Ты труп, — тихо сказал ан Эйтэн йорд Виардта, выдернув из палубы свой меч.
— Мы все умрём, — откликнулся Вадомайр, — но ты — раньше. Таким, как ты, жить нельзя.
Данвэ молча бросился вперёд, занося меч. И… полетел на палубу. Из пробитого насквозь коротким точным ударом нагрудника била кровь. Вадомайр бросился вперёд — добивать врага уже безо всякой жалости — но данвэ подняли страшный крик, металлическая стена отгородила от упавшего и Вадомайра, и ратэстов…
— Не упустииииить! — заревел Вадомайр…
…Битва на "Доннертаге" не утихала, хотя с каждым мгновением данвэ становилось всё меньше и меньше. Тела противников заваливали палубу и лестницы.
Вадомайр искал ан Эйтэн йорд Виардту. Он не знал, что с кормы уже спущена шлюпка, что раненого уже увозят в открытое море, откуда идут четыре новых корабля.
Одна из последних групп данвэ защищалась у входа в каюты. Им не кричали, чтобы они сдавались. Навалив вокруг себя анласских трупов, данвэ падали — один за другим. Молча. И только мёртвыми. Когда же пал последний — дверь за спинами убитых распахнулась.
Вадомайр шевельнул рукой и тихо спросил:
— Не подведёшь меня, Сын Грома?
И, услышав изумлённые выкрики вокруг, поднял голову.
В дверях стоял Ротбирт.
Ротбирт — в обычном своём доспехе, по которому Вадомайр и узнал его, с мечом в опущенной руке. Вадомайр задохнулся от облегчения, шагнул вперёд… и наткнулся на спокойный, пристальный взгляд из Т-образной прорези шлема. Так не смотрит друг — даже если вас разделила смертельная обида. Смотреть так может только абсолютно чужой человек.
— Ротбирт, — тихо позвал Вадомайр. Повинуясь какому-то внутреннему толчку, с трудом снял помятый шлем, отбросил.
Ротбирт сделал то же. Да — он, точно он. Только глаза смотрели не по-его.
— Ротбирт, что с тобой? — спросил Вадомайр. — Что с тобой сделали? Ты помнишь, кто я?
— Я помню, — отозвался анлас спокойно. И улыбнулся. — Но это всё равно. Я пришёл драться с тобой и убить тебя. Мне так велели, Вадомайр. Я не могу ослушаться.
— Ты же знаешь, — Вадомайр покачал головой. — Я лучше тебя сражаюсь мечом. Ты не сможешь меня убить.
— Да, — легко согласился Ротбирт. — Тогда ты убьёшь меня. Это тоже всё равно.
Вадомайр покачнулся. Это была не ловушка. Это была двойная ловушка (как коридор, обшитый листами пластика — под морёный дуб…) Он проиграет в любом случае. Или свою жизнь — или жизнь друга.
Ротбирт улыбался, опустив меч к ноге.
— Убей его, пати Вадомайр, — сказал кто-то негромко и безнадёжно. — Им овладели злые духи…
— Нет, — ответил Вадомайр. — Как я убью своего друга и брата?
— Это уже не Стрелок, — сказал ещё кто-то. — У него вынули душу.
— Мне не нужна такая победа, — сказал Вадомайр. — К чёрту такую победу, за которую надо убивать друзей.
Он посмотрел в глаза Ротбирта.
"Ты совсем ничего не помнишь?"
…"За спину!"…
…Ротбирт — готовый умереть за него — за пиршественными столами Йохаллы и Синкэ…
…Костёр и улыбка друга, ставшего братом — его рука, поднимающая Вадима из огня…
…Эрна, от которой Ротбирт отступился — ради любви Вадомайра…
…Путь через дюны…
…"Очнись! Цепляйся, держись" — и мокрое, искажённое лицо…
…Вадомайр вздрогнул. Ротбирт не нападал. И тогда мальчишка, набрав в грудь побольше воздуха, заговорил:
— Помнишь, ты мне обещал как-то, что всегда будешь со мной? Щит к щиту, и нас только смерть разлучит? — Ротбирт склонил голову. — Побратимство — оно ведь навсегда. Даже если один из побратимов умирает… или предаёт. По своей воле, не по своей… — голос Вадомайра сорвался. Он передохнул и продолжал просто: — Я тебя подожду у дороги на ту сторону. А там мы пойдём вместе, брат. Ты не спеши особо.
Он вонзил в пол Сына Грома. Погладил пальцами рукоять: "Прости, но я не хочу победы такой ценой… есть такая песня. Была такая песня… Ты верно мне служил, теперь ищи другого хозяина." Положил рядом саксу. И спокойно шагнул навстречу Ротбирту.
Тот поднял меч.
— Бей, — грустно сказал Вадомайр. — Мне уже не будет больней, чем есть. Я думал, что больней всего было, когда я понял, что тебя украли вместо меня. Но теперь — больнее.
— Убей меня, — предложил Ротбирт. Меч в его руке дрожал, лицо покрылось крупным потом. — Ты же можешь.
— Не могу.
— Тогда я убью тебя… — кончик поднятого меча вибрировал.
— Не ты. То, что поселилось в тебе. А с тобой мы встретимся на той стороне и поедем дальше вместе, как ехали тут. Давай, — добавил Вадомайр по-русски. — Не медли.
— Нет, — спокойно сказал Ротбирт.
То, что произошло дальше, никто не успел осознать. Отшагнув назад, Ротбирт перевернул меч и, далеко отведя руки, ударил себя под челюсть.
Но Вадомайр, прыгнув вперёд, перехватил клинок рукой в кольчужной перчатке…
…с вырезом на ладони.
Алая горячая кровь хлынула на лезвие. И на лицо Ротбирта.
Меч упал. Вадомайр согнулся — молча вжимая раненую ладонь в живот. Ротбирт вскрикнул, подхватывая друга. Мимо мальчишек в каюту бросились воины, послышались странные звуки — щелчки, хлопки, два, три — и наружу выпал изрубленный труп данвэ в странной одежде, не в латах…
— Я не убил тебя? Я тебя не убил? — шептал Ротбирт, сам еле держась на ногах. — Я… они… но я не мог!
— Я живой, — Вадомайр улыбнулся. — Я живой, ты живой, Ротбирт, мы живы! — поддерживая друг друга, они выбрались его на палубу, что-то бормоча — что — не запоминалось.
И остановились у фальшборта.
Остатки загоревшегося корабля едва выступали над водой. Баннорты анласов вились над пятью остальными. Воины ликовали на их палубах. Поспешно, быстро уходили на пенных крыльях прочь несколько лодок. А на берегу Эргая ликовали люди — спасённые люди.
Это была победа.
И тогда над одним из кораблей появилась фигура кэйвинга Рэнэхида. Взмахивая мечом, он кричал вслед бегущим:
— Уплывайте! Живите! Скажите всем в своей земле, что над этим берегом — наш щит, и над этим морем — наш стяг, и есть у нас мечи на вашу силу! Молитесь своим богам и благодарите их!..
…Катера уходили быстро. Туда, где уже виднелись на горизонте смутные силуэты четырёх золотых кораблей — остановленных пришедшим приказом о том, что игра прекращается до выяснения полной обстановки на континенте.
* * *
Великая радость как и великая боль ощущается не сразу. И не сразу удаётся осознать, что ты выжил в бою — что ты победил.
А вот скорбь — скорбь ощущаешь тут же.
Сорок три скида и больше четырёх тысяч анласов — такова была цена этой победы. И мало кто не опракивал друга, сына, брата, отца — лежащего на окровавленной палубе, сгоревшего в огне, ушедшего на дно…
