— А от кого же еще? Впрочем, я понимаю твои сомнения. Дело в том, что за пределами долины борьба двух начал не столь остра. Поэтому грань жизни размывается и появляется простор для некоторого разнообразия. Взаимодействие Губителя и Имира там тоньше, сложнее, запутаннее и не проявляется так явно, как здесь. Наш мир прост. Хотя, по-моему, жизнь и тут, и там основана на одних и тех же законах. Просто по ту сторону перевала труднее во всем разобраться. Но ты не совсем правильно меня поняла. Нельзя сказать, что Губитель оживляет, а Имир убивает. На самом деле для жизни необходимы они оба. Жизнь — это стык, точка соприкосновения…
— Вот как? Жизнь сохраняется лишь там, где две смерти не могут пересилить одна другую. — Эйле нахмурилась. — Но у нас-то не так. Мы, люди, появились на земле задолго до прихода Губителя. И жили тогда получше, чем сейчас.
— Вопрос лишь в том, было ли это настоящей жизнью. Возможно, то был лишь намек на жизнь, ее зачаток, лишенный внутренней борьбы и стремления к росту…
— Зато теперь жизнь куда как хороша!
— Да, ты права. За перевалом ныне творятся странные дела. Взять меченых. В них явно нарушено равновесие сил. Но вот что удивительно: они должны были бы преображаться, но этого не происходит. Ногти у них растут вперед… Мне не совсем ясна причина… Впрочем, если подумать… Да, конечно, сейчас я все объясню!
— Не надо! Замолчи! — Эйле вдруг заметила, что дварг трясется мелкой дрожью, а глаза его полыхают огнем. Эйле испугалась: не хватало еще, чтобы он бросился на нее, как Барг на Хресу. Дварг явно перевозбудился. Его мозг давно уже работал с недварговской силой: теория, которую он излагал, была гораздо хитроумнее, чем все, что Эйле слышала раньше от обитателей Первого пояса. — Тебе нужно успокоиться и выпить напитка забвения.
— Это верно, — поспешно произнес дварг. — Так я и сделаю. — Он направился к камню, под которым хранился запас зелья. Но, видимо, был не в состоянии унять поток мыслей и продолжал говорить на ходу: — Знаешь, Эйле, когда на земле наступит полное благоденствие? Это произойдет тогда, когда во всех живых существах установится стойкое равновесие сил! Когда они все станут подобны нам, дваргам, и будут жить каждый в своем поясе! Строго по градиенту…
Дварг исчез в щели под камнем, продолжая бубнить непонятные длинные слова. И откуда он только их знает? Эйле уже не слушала его. Она брела прочь, погруженная в свои мысли. Дварг, конечно, переродится. Почти наверняка. Ничего не поделаешь: в Темной земле опасно быть умным. Но погибнет он не зря…
Эйле тщетно пыталась придать лицу безразличное выражение. На самом деле ее чуть не трясло от волнения и азарта. У нее созрел план.
Дварг стремительно переродился, причем преображение произошло стремительно, почти как у Барга. Из-под валуна донесся визг, грохот и хруст крошащихся камней. Это продолжалось недолго, и вскоре снова наступила тишина. Только вечером люди узнали, что там стряслось. Переродившийся дварг, действуя, очевидно, по приказу самого Улле, уничтожил все запасы напитка забвения. В результате и люди, и дварги получили на ночь лишь по глотку очень слабого, ненастоявшегося напитка. Эйле решила, что ей крупно повезло, и она усмехнулась про себя, заметив, что на этот раз помощь ей пришла от самого Губителя.
Сама она только набрала зелья в рот, а потом, когда дварги окаменели, выплюнула все на землю. Спутникам своим она заранее сказала, чтобы те не слишком налегали на напиток.
— Особенно ты, Элгар. Посмотри, на кого ты стал похож.
Элгара и впрямь было не узнать. Руки у него тряслись, глаза поблекли. Он уже почти ничего не соображал даже по вечерам. Эйле подумала, что теория, изложенная дваргом, каким-то образом сочеталась с тем, что из всех них именно Элгар оказался наиболее подверженным действию зелья. Но размышлять об этом ей не хотелось. Она ждала следующего вечера, надеясь, что к этому времени разум ее спутников прояснится. Она почти не спала в ту ночь. То ли дварги ошибались, думая, что по ночам «голос Врага становится громче», то ли у Эйле был очень хороший «баланс сил», — но голосов она не слышала, и ночь прошла спокойно. Наутро Орми и Аш довольно быстро обрели дар речи, а к полудню пришли в сознание и остальные четверо. Для верности Эйле подождала еще немного, а потом собрала их всех у головы Уллины.
— Я не так уж часто вижу вас в здравом уме, — начала Эйле. — Поэтому не обессудьте, что разговор будет долгим. Починка стены не убежит от вас, Аги и Энки, благо эта дурацкая стена разваливается постоянно. Вы, Аш и Орми, еще успеете собрать наросты, а если у вас, Элгар и Кулу, не хватит времени заквасить лишнюю бадью сока, так это только к лучшему. Слушайте. Прежде всего я хочу знать, считаете ли вы нужным довести до конца наше дело. Я не спрашиваю, хотите ли вы этого. Я и так знаю, чего вы хотите: побольше зелья и научиться каменеть, как дварги. Я спрашиваю, считаете ли вы это нужным?
— Да, конечно, — сказал Элгар, сжимая руками виски. — Разумеется. О чем речь. Знаешь, Эйле, это пойло ужасно на меня действует. Я совершенно теряю рассудок. Вот только сейчас немного опомнился, впервые за много дней. Неужели без зелья я перерожусь? Честно говоря, я что-то не помню, чтобы Светлые перерождались. Это произошло с людьми, а потом переродившиеся люди истребили Светлых… Хотя я теперь и сам не знаю, сколько во мне осталось от Светлого и сколько появилось человеческого…
— Вчера я не пила зелья, — сказала Эйле. — И вот, стою перед вами. Можете осмотреть мои ногти. — Она усмехнулась. — Дварги мне кое-что объяснили. Как ни странно, напиток забвения в долине Иггир действует примерно так же — по крайней мере в том же направлении, — что и слово Имира в наших душах. Поэтому нам не нужно пить так много зелья. Хватит и маленького глоточка раз в три дня. Но не все еще ответили на мой вопрос. Что скажешь, Орми?
— Зачем ты спрашиваешь? Знаешь ведь, что я отвечу. Я на все готов ради победы. Но никто пока не придумал способа добраться до острова Кумме. Мы, кажется, уже говорили об этом… — Орми напрягся, изо всех сил пытаясь удержать обрывки разбегающихся воспоминаний. — Или мне приснилось? Ты хотела узнать у дваргов, как проникли на остров снежные великаны. Ну и что, узнала?
— Да. Но этот способ нам не подходит.
— Вот именно. — Орми напрочь не помнил, говорила ли ему Эйле об этом раньше, и решил на всякий случай притвориться посвященным. Почему-то он испытал облегчение, узнав, что путь снежных великанов для них закрыт. — А ты говоришь: не пейте зелья. Что же нам еще остается? Мы честно сражались и проиграли. Мы узнали, что Враг непобедим. А дварги…
