— Какие?
— Вряд ли тебе следует это знать.
— Не бойся. Ведь мы теперь все, чего нам не следует знать, немедленно забываем. Ну, пожалуйста, скажи.
— Перед тем как уйти вниз, великаны целыми чашами пили наш напиток забвения: он на них действовал слабо, не то что на вас. Ну, а потом… они выкалывали себе глаза, забивали уши землей и песком, обливали себя ядовитым зельем — чтобы утратить осязание и чтобы страшная боль замкнула движение Слова и Духа внутри их тел; они вдыхали едкий дым, чтобы не ощущать запахов… Они очень серьезно готовились к спуску. Поэтому мы думаем, что великаны могли выполнить свой замысел. Хотя никто из них так и не вернулся назад. Поистине благо нам, что они не вернулись, потому что один Враг знает, что могли бы натворить снежные великаны, в разум которых Он вселился. Это были могучие существа.
— А если мы, люди, захотим добраться до острова Кумме и сделаем все, что делали снежные великаны, как ты думаешь, у нас получится?
— Нет. Ведь вы шагаете в сотню раз медленнее. И вы не вынесете такой боли, которую терпели снежные великаны, отправляясь вниз.
— Значит, мы никак не можем попасть туда?
— Забудь и думать об этом. Пойдем, я дам тебе напиток забвения. И будь осторожнее, Эйле. Не иначе как сам Губитель внушает тебе эти мысли.
Потянулись долгие дни, похожие один на другой. Люди переставали замечать течение времени. Все повторялось раз за разом: утренняя немощь и немота, вкус мясистых наростов, едва осознаваемый сонным мозгом, медленное пробуждение памяти к полудню, растущее любопытство, притупляемое однообразной работой, вечером — напиток забвения, унылые песни и сон без сновидений. Они пристрастились к зелью дваргов и с нетерпением ждали сумерек, чтобы отхлебнуть из каменной чаши, унять боль в глазах и ушах и забыться… Эйле не заговаривала больше об острове Кумме. Но вечерами, когда ей подносили чашу, старалась сделать глоток поменьше. Утром она приходила в сознание раньше других, шла к голове Уллины, садилась на камень подле нее и думала, думала…
Однажды к ним в Первый пояс забрался Средний дварг. Он шлепнулся со стены и деловито пополз на четвереньках к ближайшему зеленому наросту. Дело было после полудня, когда и люди, и Верхние дварги уже неплохо соображали. Пришелец же если и был разумным, то виду не показывал. Внешне он мало отличался от жителей Первого пояса, только голова поменьше, руки подлиннее и вместо глаз — ровное место. Эйле попыталась с ним заговорить, но гость как будто не слышал ее.
— Бесполезно, — сказал один из дваргов. — Там, у себя, во Втором поясе, они еще в состоянии произносить некоторые простые слова. А здесь немеют полностью. Дай я оторву ему голову. Нет у нас для этих дурней лишней еды.
— Погоди, — сказала Эйле. — Я хочу еще на него посмотреть. Может, он заговорит к вечеру?
— И не подумает. Только еще больше отупеет. А если мы его оставим в покое, дней через пять он вообще перестанет выходить из камня по утрам. Тогда он, конечно, уже не будет приносить вреда. Но прежде сожрет кучу еды. Так что лучше его… — Дварг, не договорив, шагнул к пришельцу и оторвал ему голову. Тот как раз собирался приступить ко второй зеленой лепешке.
Эйле смотрела, как Средний дварг расползается по глине, быстро теряя форму и каменея на глазах.
— Не понимаю, почему эти существа нормально живут во Втором поясе и каменеют в Первом. Ведь здесь жить легче.
— Разве ты еще не догадалась? Что ж, я могу попробовать объяснить… Дварг ненадолго задумался, а потом продолжил, сначала медленно и с запинкой, затем все увереннее: — Мы, обитатели Темной земли, должны постоянно противиться Слову Губителя, которое так и рвется в наши мозги отовсюду. На это уходит очень много сил. Враг пытается возбудить в нас любопытство и заставить внимать его голосу, а мы сопротивляемся. Вся наша жизнь направлена на то, чтобы как можно меньше видеть и слышать, как можно меньше понимать.
— Так что же, вы стремитесь к смерти, а Враг снова и снова заставляет вас жить?
— Все зависит от того, что называть жизнью. В каждом из нас происходит борьба двух сил. Одна из них идет от Имира и заставляет бороться с Врагом. Подчиняясь ей, мы по ночам уходим в камни. Другая идет от Губителя. Благодаря ей мы по утрам оживаем и начинаем умнеть. Мы можем существовать только на стыке этих двух сил. Если Губитель вдруг замолчит, мы окаменеем и никогда уже не оживем. Если замолчит Имир внутри нас, мы будем умнеть, пока не постигнем тайные знаки Врага, и тогда мы переродимся и умрем, натворив перед этим множество бед. Для каждого пояса Темной земли существует своя грань, своя точка равновесия, на которой только и может существовать живое. Здесь, наверху, голос Губителя слаб, поэтому и сила Имира, живущая в нас и стремящаяся обратить нас в камень, невелика. Нам даже немного не хватает ее, и поэтому приходится пить напиток забвения. Когда некоторые из нас в прежние времена жили снаружи, за перевалом, они не пили зелья.
В Первом поясе равновесие сил таково, что мы можем позволить себе быть разумными, — конечно, с большой осторожностью и не забывая про напиток. А во Втором поясе, где голос Врага громче, Имир в живых существах проявляется куда сильнее, ведь он должен уравновесить напор Губителя. А устойчивая грань жизни во Втором поясе проходит ниже: там возможен лишь очень слабый разум, а зрение — непозволительная роскошь. Ну и так далее. Когда дварги пересекают границы поясов, равновесие сил нарушается. Если Верхний дварг спустится во Второй пояс и пробудет там полдня, Губитель одержит верх и никакой напиток забвения уже не поможет. А если Средний дварг приходит к нам наверх, то его быстро превращают в камень те силы, что внизу защищали его от Врага.
Дварг умолк. Глаза его едва заметно светились — признак высшего возбуждения. Дваргам тяжело дается напряжение мысли.
— Послушай, — Эйле старалась говорить спокойно, хотя услышанное сильно взволновало ее, — так думают все дварги или это только твои догадки?
— Все дварги не могут так думать. Подобные знания опасны, и мы не осмеливаемся подолгу держать их в голове. Я постиг все это только что, когда задумался над твоим вопросом… и продолжал постигать, пока говорил. Я надеюсь забыть до ночи то, что понял сейчас. И тебе желаю того же. Но все, что я сказал, — истина, поскольку исчерпывающим образом объясняет положение дел в Темной земле…
— Забавно у тебя получается. Губитель оживляет, Имир убивает. А я-то считала, что все наоборот. Неужели сила, обращающая живое в камень, идет от Имира?
