– Спасибо, – поблагодарила его та. – Ты очень любезен.
– О, москвичи! Какие страсти вас обуревают там, в столице, жутко становится… – поставил точку в нашем разговоре Григорий, молчавший до сих пор.
До позднего вечера все мы пребывали в подавленном состоянии, а потом произошло событие, которое еще больше побудило нас признать греховность, несовершенство и скорую гибель мира сего. Это случилось в одиннадцатом часу. На улице послышались возбужденные крики, люди куда-то торопливо бежали. Выглянув во двор, я увидел на востоке, в районе поселкового кладбища, кровавое зарево. И догадался: это горит церковь… Следом за мной во двор выскочили все остальные.
Не раздумывая больше ни секунды, я побежал к пожарищу. Церковь была охвачена огнем с разных сторон, и уже по одному этому можно было понять, что она загорелась не случайно. Пламя полыхало так сильно, что его жар охватывал пятившуюся толпу. Здесь было, наверное, человек семьдесят, чуть ли не половина жителей поселка. Они также были охвачены огнем, но внутренним, вырывавшимся из глубин души при виде дьявольского зрелища. Толпа эта превратилась в многорукое животное, у которого отсутствовали и мозг, и инстинкт, оно было безумно, потому что давило и топтало самое себя. Где-то кричали женщины, плакали дети, а брызги огня падали на их головы…
А самое страшное было вот в чем. В огне, на дверях храма висел распятый отец Владимир. Он был уже мертв, но распяли его, очевидно, еще живым. Мне казалось, что я присутствую при казни самого Христа и сойду с ума… Я уже не мог ни думать, ни говорить. И лишь позже почувствовал, как Марков трясет меня изо всех сил за плечи.
– Надо уходить, – говорил он. – Сене удалось увести Милену и Машу домой. Они еле вырвались…
– Это Монк, – произнес я.
– Да, Монк, – повторил за мной Марков. – И Намцевич.
– Их надо убить.
– Убьем, куда они денутся…
Его спокойный голос немного отрезвил меня. Я вспомнил об Аленушке. Неужели ее… тоже? Надо найти, немедленно найти ее… Не помню, сказал ли я об этом Маркову, но он и так понял меня.
– К дому священника, – сказал он. – Быстро!
И тут мы услышали громкий, перекрывающий все другие крики вопль, донесшийся с крыши «айсберга».
– Гранула! Пришла долгожданная Гранула!
Я рванулся к Монку, но Марков снова удержал меня.
– Не пробьемся сквозь толпу, – сказал он. – Потом.
Но зато я заметил, как к «айсбергу» прорываются другие люди, орудуя чугунными дубинками: это были местные бойцы из отряда самообороны, и среди них – сам Ермольник. «Дай-то бог, – подумал я, – чтобы они проломили им всем головы!» Мне некогда было смотреть, чем все это закончится, – теперь мы мчались с Марковым окольной дорогой к дому отца Владимира. Строение тоже горело, но, наверное, его подожгли значительно позже, поскольку оно только занималось пламенем. Там ли Аленушка? Не останавливаясь, Марков с ходу вышиб плечом дверь, и мы влетели внутрь. Горела прихожая, но мы проскочили сквозь пламя, устремившись в комнату. Она уже была заполнена едким дымом, и я закричал, зовя девочку. Ее голос послышался откуда-то снизу, и я понял, что она прячется под кроватью. Быстро нагнувшись, я наткнулся на ее руку и потянул к себе.
– Егор, я нашел ее! – выкрикнул я.
– Назад нельзя, к окну! – отозвался он.
Я услышал, как разлетелось стекло.
– Сюда! – крикнул Марков снаружи.
Пошатываясь, неся Аленушку на руках, а она прижимала к себе Крыса, я подошел к окну и, перегнувшись, вывалился со своей ношей на землю. Потом мы отбежали подальше и отдышались.
– Ну, все, – сказал Марков. – Теперь отнесем ее к нам.
Я молча кивнул головой. Всмотревшись в лицо девочки, я подумал, что она спит. Но это было не так. Она потеряла сознание.
– Идем, – произнес я, продолжая держать ее на руках. А от того места, где горела церковь, стали раздаваться короткие автоматные очереди. Что там сейчас происходило? Но мне это уже было не так важно. Аленушка была спасена, а все остальное, клокочущее в огне и безумии, теряло смысл, – там торжествовали лишь злоба, ярость, месть, смерть, сам сатана.
А любовь оставалась с нами, на моих руках. Я бережно нес девочку, прижимая к сердцу, а Марков изредка поддерживал меня, шатающегося, наглотавшегося дыма. Эта тяжелая ночь была бессонной для всех нас. Милена уложила Аленушку в кровать, а сама просидела рядом с ней до утра. Не спал и я в соседней комнате, слыша, как тихо бродит по залу Марков, как вполголоса разговаривают о чем-то Барсуковы, как кашляет Григорий. Я смотрел на белеющую в темноте стену и вспоминал всю свою жизнь. Временами я уплывал в свое детство и улыбался, а потом чувствовал, как у меня сводит скулы и сжимаются зубы.
Призраки и тени окружали меня, и я мысленно разговаривал с ними, спорил, убеждал в чем-то. Мне казалось, что мы обсуждаем что-то важное, но это было лишь эхом тех дней, которые прошелестели по земле совершенно бесцельно… Но еще есть время, есть надежда и есть будущее, в которое надо войти, как в купель. Нет, не погиб мир. Он будет возрождаться, пока в нем существует любовь.
Утром мы узнали страшные итоги ночного кошмара: семь человек были задавлены в толпе насмерть, троих «монковцев» во время потасовки убили бойцы отряда самообороны Ермольника, но и двое из них были застрелены охранниками Намцевича. Несколько человек позднее скончались от ран. Был подожжен и сгорел дотла и «айсберг» Монка, а сам он исчез, скрываясь, скорее всего, в особняке Намцевича.
В поселке наступило короткое, обманчивое затишье, словно бурное море успокоилось на некоторое время, чтобы с новой силой взметнуть к небу яростные волны. Никого из нас не надо было предупреждать о том, чтобы относиться к Аленушке как к родной дочери. Это было ясно без слов. К счастью, она не догадывалась, что ее отец умер. И пусть бы это неведение продолжалось как можно дольше.
Приготовив завтрак, я отнес его в зал, а потом поспешил в комнату к Маркову, где уже сидели Григорий и Сеня.
– Свидетелей, что всю эту мерзость начал Монк со своими отморозками, – масса. Тут и доказывать ничего не надо. Они распяли отца Владимира и подожгли церковь, – сказал Марков, успевший побродить по поселку ранним утром.
– Надо связаться с Ермольником, – сказал я. – Пока в Полынье стоит тишина, это сделать нетрудно.
– Да уж, охранники Намцевича куда-то попрятались, – согласился Егор. – Видно, еще не чувствуют своей полной власти. Чего-то боятся. Кстати, на берегу озера я обнаружил сгоревший джип. Интересно, кто его поджег и каким образом? Хотелось бы мне посмотреть на этих смельчаков.
– Может быть, это сделали ребята Ермольника? – предположил Григорий.
– Как бы то ни было, но главное, что существует реальное сопротивление Намцевичу и Монку. А это уже радует. И нам не мешало бы объединиться, – подытожил Марков. – План таков: сейчас я и Вадим попробуем пробраться к кузнице, а Григорий и Сеня держат в осаде дом. В крайнем случае у вас есть тайное укрытие в подвале.
