В лесном лагере Люка забывала обо всем и полностью отдавалась тренировкам. С любыми магическими упражнениями она справлялась играючи, и потому не испытывала к ним особого интереса, тем более что некоторые колдовства она уже практиковала прежде и ей скорее приходилось скрывать от учителя свое умение, чем тренироваться. Больше всего Люка любила тренировки с мечом и рукопашный бой, завидуя юношам, чьи тела были физически сильнее. Часто, когда какое-то физическое упражнения у нее не получалось, она недовольно фыркала, Лей замечал это и, со своей хитрой улыбкой, говорил ей, что девушка не должна ровняться на мужчин в физической подготовке, а должна компенсировать свою слабость магическими умениями. Люка не спорила, но в глубине души была с этим не согласна.
С тех пор, как Люка решила служить Земле обетованной, мир для нее разделился надвое. В одном, она была частью отряда избранных, обучаемых для какой-то не вполне для нее понятной, но определенно важной цели; в другом, была школа, в которой Люка была изгоем и которую тянула как повинность.
Галеонцы редко болели. Из всех галеонских паразитирующих микробов, человека могли поражать лишь грибковые инфекции. Только в Цитадели, где рядом с людьми обитали завезенные крысы, птицы и домашние животные, иногда вспыхивали эпидемии.
В те дни, в городе бушевал грипп, и Люка стала одной из его жертв. Прожив всю жизнь на Галеоне, она впервые так сильно болела, и потому ощущения человека зараженного гриппом для нее были непривычными и пугающими. Никогда еще Люка не чувствовала себя такой беспомощной. Болезнь обострила магический слух, от чего и днем, и по ночам Люку преследовали странные звуки и голоса. За окном, который день лил дождь, и темные низкие облака создавали в комнате Люки полумрак. Нана не звонила уже несколько дней. Люка пыталась связаться с ней сама, но телефон Наны был отключен, и на сообщения она не отвечала. «Наверное, у нее телефон украли», — успокаивала себя Люка, но тревога не покидала ее. Она не включала телевизор, только лежала на диване и ходила по комнате взад-вперед. Вдруг что-то белое и яркое вспыхнуло в комнате. Забыв про усталость, Люка вскочила с дивана и схватила телефон еще до того, как заиграла мелодия. Пришло сообщение от Наны.
«Мой отец все знает. Он увезет меня, и мы никогда больше не увидимся. Но все равно, спасибо тебе. Те секунды были самыми прекрасными в моей жизни. Я никогда их не забуду. Прощай».
Люка сорвалась с места, быстро оделась и выбежала на улицу.
Дул сильный порывистый ветер. Надвигался шторм. Колотясь от жара, преодолевая слабость и боль, Люка спешила в школу. На крыльце и вокруг школы никого не было. Шли занятия. Чутье подсказывало Люке, что идти нужно к месту, где произошло то, о чем писала в сообщении Нана. Не доходя до школы, Люка свернула, чтобы срезать путь. Она дошла до того места, где прут забора был отогнут, и увидела вдалеке силуэт девушки, стоявшей на самом краю обрыва на фоне мрачных грозовых облаков. Люка быстро протиснулась между прутьев, но упала, а когда поднялась, девушки уже не было. Люка попыталась бежать, но головная боль и одышка остановили ее. Пошатываясь, она шла вдоль школы в полубессознательном состоянии, и ее атаковали назойливые звуки: дурацкие смешки, разговоры на задних партах, скрипы старых дверей, шуршания и писк подвальных крыс, шум водосточных труб, — все это звучало в голове Люки одинаково громко, перемешиваясь в бессмысленный, бесформенный гул. Люка добрела до края пропасти, и резкий порыв ветра ударил ее в спину, едва не сбросив вниз. Она схватилась за остатки ограждения и, держась за них, добралась до лестницы.
Раскинув руки и ноги, Нана лежала на спине, и была похожа на выброшенную кем-то красивую куклу. На ее газа, смотревшие в небо равнодушным, отрешенным взглядом, падали и скатывались подобно слезам капли дождя. Увидев этот взгляд, Люка поняла, что помочь Нане уже невозможно. Поняв это, Люка ничего не почувствовала, как будто лишь убедившись в том, чего сама давно ожидала. Дождь усиливался и она, уже едва в сознании начала искать укрытие. Она забилась в угол заброшенного вагона, проглотила взятую из дома таблетку и незаметно провалилась в болезненный полусон.
Толпа зевак собралась минут через десять. Перепуганные учителя и старшеклассники стояли внизу, а край обрыва облепили дети помладше. К телу подбежал отец Наны, и, бросив на землю ее документы, которые только что забрал из школы, обнял мертвую дочь и завыл, а она как будто смотрела мимо него куда-то в сторону, будто бы говоря: «Делайте теперь со мной что хотите — теперь мне до вас дела нет». Он сунул ей под голову руку, но тут же высунул, испачкавшись в кровавом месиве. Мужчина испуганно смотрел на свою руку, желая вытереть, но, не зная обо что. Тут же к нему подбежала учительница и предложила платок. Обтерев руку, мужчина вернул платок, и теперь учительница, испачкавшись, искала — обо что вытереться.
Магия перешептывала Люке каждый шорох. Сквозь неразборчивый гул, Люка четко слышала, о чем говорили в толпе.
— Так чего ее отец из школы хотел забрать-то? — спрашивала одна девушка у другой. — Говорят, они с ведьмой — эти…
— Ну да! — шепотом отвечала девушка. — Ты разве не знаешь?.. Все только об этом и говорят.
— Не знаю.
— Ну ты даешь! Кто-то заснял, как они сосутся, и выложил в сеть. Ты разве не видела?.. Все уже скачали — друг другу показывают.
— Да я ж болела.
— Ну так вот, они — эти, а батя ее из школы хотел забрать, и вообще из города увезти. Мне Эльга сказала. Она их соседка. Говорит — он так орал, что весь дом слышал. Он ее дома запер, а сегодня в школу привел, чтобы документы забрать. А она куда-то убежала. Мы ее сейчас, только что, по всей школе искали…
— Вот дура. Она всегда какой-то странной была.
— Ну да. С таким припадочным отцом, какая она еще может быть?..
— Да отец тут причем?.. Если бы мой отец узнал, что я с девочками сосусь, он бы то же самое сделал. Я считаю, что нормальный человек с собой не покончит. Если она сумасшедшая, мало ли, что ей в голову взбредет… Так а снял то их кто?
— Не знаю. Мне парень говорил, что Эри ходит и хвастается всем, что это он снял.
Вскоре приехала полиция. Двое полицейских накрыли тело тряпкой, но ветер постоянно срывал ее. Пытаясь одновременно разгонять зевак и придерживать тряпку, двое полицейских метались от тела к толпе и обратно до тех пор, пока не прибыли санитары. Они положили тело в черный мешок и унесли. Толпа разошлась, а дождь продолжал усердно смывать пятна крови, как будто, из стыда за людей, пытаясь скрыть следы произошедшего.
Через неделю Люка вернулась в школу, поразив всех своим видом. Она была одета в черные обтягивающие штаны и черную водолазку. Ее светлые волосы были выкрашены в угольно черный цвет, на фоне которого стала заметна уже начавшая появляться бледность кожи. Однако более всего пугающим стал ее взгляд — мертвецки холодный, сквозь полуприкрытые глаза — этот взгляд был описан в древней литературе как тот, с которым воин должен выходить на бой. Только теперь Люка по-настоящему стала похожей на темную ведьму. Все приняли это за траур, но для Люки черный не был цветом скорби. Для нее, воспитанной «Книгой ведьм», это был цвет пустоты, цвет духа и того места, откуда души приходят и куда уходят после смерти. В черный цвет облачались древние катонийские воины, и знающий это понял бы, что кому-то в школе Люка объявила войну.
