Давайте пойдем к деревне, — сказал Гаунт.
Они осторожно приближались в теплом солнечном свете. Насекомые жужжали. Разведчики разошлись, окружая место. Не было никаких признаков жизни. Деревня была покинута месяцы назад, возможно во время вторжения, и никто не посетил ее с тех пор.
Они разделились и обыскали несколько домов, забрав кое-какие сухие продукты, соленое мясо и банки с консервами из кладовых. Белтайн нашел старый дробовик и несколько керосиновых фонарей. В одной из комнат Керт нашла куклу в пустой детской кроватке. Это заставило ее снова рыдать. Она ругалась и неистовствовала над слабостью, которую зараза вызвала в ней. Ее нашла Крийд и попыталась успокоить. Затем она увидела пустую детскую кроватку и тоже начала рыдать. Для Керт это было благословением. Она заставила себя обуздать эмоции, чтобы успокоить свою подругу.
Фейгор и Варл обыскивали другой дом. Как только они вошли внутрь, Фейгор увидел старую кровать с кишащим крысами соломенным матрацем. Он лег на нее.
Когда Варл вернулся, чтобы найти его, Фейгор уже уснул. Варл присел на край кровати и присматривал за ним.
Роун ушел в следующий дом и нашел стол, подготовленный для обеда. Шесть стульев, приборы, тарелки. В кастрюле на холодной плите была черная масса. Обед бросили в спешке.
Роун сел во главе стола и уставился на столовые приборы. Они составляли форму весельной лодки. Там был образ восходящего солнца. Роун потянулся и переложил несколько приборов, и передвинул тарелки на новые места.
Так было лучше. Теперь они составляли знак стигматы.
В хижине кузнеца Ларкин и Бонин нашли полупустой бак с прометиумом, который использовался для питания кузнечной печи.
— Приведи Бростина, — сказал Бонин.
Большой человек появился через несколько мгновений и, с довольным ликованием, начал заполнять свои баки.
Пропищала микро-бусина.
— Первый, — подтвердил Гаунт.
— Макколл. Идите в темплум, сэр. Прихватите Ландерсона.
Гаунт и Ландерсон вошли в темноту деревенского темплума. Как и все строения в этой отдаленной фермерской общине, он был немногим больше деревянной лачуги. Солнечный свет пробивался сквозь дыры в дощатых стенах и освещал пыль, которую потревожили посетители. Жесткие деревянные стулья стояли рядами, лицом к латунной аквиле, висящей на алтаре. Гаунт прошел вперед и преклонил колени перед ней. Он сделал знак орла и начал произносить Отречение Гибели.
Был хороший шанс того, что это последняя неоскверненная часовня на планете.
Гаунт закрыл глаза. В последние несколько ночей он начал опять видеть сны, впервые после своего прибытия на Гереон. Эти недавние сны были такими яркими; они снова проигрывались у него в голове. Саббат, всегда подзывающая его, несмотря на то, что иногда она выглядела, как Кёрк. Это было прекрасно. Пока Беати была с ним, не имело значения, какой облик она принимала.
Тем не менее, в этих возобновленных снах были заметные недостатки. Некоторые из его давно потерянных друзей больше не приходили ему во сне. В них все еще был Слайдо, хотя и нечеткий и прозрачный. Цвейла Гаунт тоже видел, и иссохший жрец смеялся. Но не было никаких признаков Брагга.
Так же не было Вамберфельда. И Гаунт не мог вспомнить, когда в последний раз он видел лицо Колма Корбека.
Наихудшим было то, что Брин Майло все еще не появлялся ему. Гаунт все еще не видел Майло в своих снах с тех пор, как покинул Херодор. Тем не менее, и это угнетало его, всегда был крик. Человек кричал в пустоте. Да кем он, черт побери, был? Он был совершенно уверен, что знает голос...
Ибрам Гаунт серьезно воспринимал сны. Он верил, что ни были единственным каналом, с помощью которого Бог-Император мог сделать свой замысел понятным для простого человека. Гаунт не всегда так думал, но видения, которые привели его и Призраков на Херодор были такими реальными, что теперь он расценивал каждый сон, как сообщение.
Он был очень рад, что они наконец-то вернулись, не важно, какими тревожными они казались.
— Сэр?
Макколл позвал его к большой книге, которую перелистывал.
— Что это?
— Церковные записи, сэр, — ответил Макколл. — Смотрите. — Он открыл пыльную страницу и повел грязным пальцем по записям, написанным каллиграфическим почерком. — Рождения и смерти. Свадьбы.
— Ты хотел, чтобы я посмотрел на это?
Макколл закрыл тяжелый, с медной окантовкой том, и затем снова открыл на заглавной странице.
— Видите?
— Церковный реестр Таули Виллэдж, — прочитал Гаунт. — Ландерсон? — Ландерсон поспешил к ним.
— Таули? Знаешь это место?
Ландерсон покачал головой. — Простите, сэр. Нет. Я могу спросить Кёрк...
— Не заморачивайся, — сказал Макколл. — Тут еще.
Он развернул страницу и разложил ее. Это была схема границ церковного прихода. На ней был Таули и близлежащие городки.
— Великий Трон...— сказал Гаунт. — У нас есть карта.
Они собрались на крыльце темплума, и Гаунт показал им старую схему. — Мистер Ландерсон был прав. Город вон там – это Хедгертон. Вон там – Лиферинг. Посмотрите. Теперь мы знаем, где мы.
— Итак, а цель где? — спросил Роун.
— Прямо за границей карты в этой стороне, за Фургешем, здесь. Видишь?
Роун видел все слишком хорошо. Он видел, как их тени создают образ богомола на крыльце.
И он видел знак на щеке Гаунта, который выбила одна из костяшек Уэкскулла, и который Гаунт отказался перевязать. Знак уже покрылся коркой, но форма была безошибочна. Ведьминский знак Хаоса. Стигмата. Точно такая же, как и та, которую дьявольски красивая Кёрк носила так гордо.
Гаунт был помечен.
— Разве сейчас не самое время посвятить нас в ваше задание, сэр? — спросила Кёрк.
— Скоро, майор. Очень скоро, — ответил Гаунт. — Посмотрите на карту, расскажите мне, что знаете. — Ландерсон нагнулся вперед. — Хедгертон – маленькое место. И мы скорее всего найдем там глюфы и экскувиторов. Лиферинг более важен. Это большое поселение, и последнее, что я знаю – там была активная ячейка
