мир.
Когда между бортами оставалось метров двадцать-тридцать, пираты, собравшиеся на абордаж, в страхе и ужасе закричали и отпрыгнули от борта, размахивая оружием в воздухе и чертя различные отгоняющие нечисть и зло знаки. Моряки – народ суеверный, здесь без этого никак!
Обычно заклинание, которое я подготовил, используется на Хэллоуине, причем используется на безопасном расстоянии от людей, но сейчас совсем другой случай. Представляете, как отреагировала команда, когда стоящий на носу скелет в черной мантии с огненными черепами в руках швыряет их на ваш корабль?! Правильно! Страх и паника.
Я больше сил и магической энергии потратил на то, чтобы файерболы приняли нужную мне форму в виде огненных черепов и при взрыве вокруг раздавался потусторонний каркающий смех, пробивающий холодом до мозга костей.
Пираты в ужасе стали разворачивать судно прочь, от ужасного корабля-призрака!
– Право руля! Курс следом за ними!
Вороненок сначала неумело, но, быстро привыкнув к штурвалу, плавно разворачивал корабль вслед удирающему в страхе и ужасе пиратскому судну!
Остаток магических сил я потратил на специальный дальнобойный файербол с пламенем зеленого цвета. Когда пираты уже оторвались метров на сто, я приказал поворот вправо на сорок градусов и выпустил на волю заклинание.
С диким хохотом, оставляя за собой зеленый дымный шлейф, файербол разнес в щепки центральную мачту галеона, черт знает, как она называется, я не моряк – я только учусь!
Даже здесь были слышны их панические вопли и мольбы.
Сочувствие?
Кому? Пиратам?
Вы белены объелись или начитались книг о благородных пиратах? Скажите о благородстве родителям той девочки, что сейчас лежит в полубреду с цингой, или ее высочеству, зло сжимающей рукояти коротких трофейных мечей, телохранительницу которой жестоко убили вот при таком же абордаже!
Фух… Все… Пойду спать!
– Кар-Карыч, разбудишь через час, мне нужно хоть немного восстановить силы!
– Хорошо, мастер, пожалуйста, сначала проверьте, как там Елин!
Кивнув, я пошел проведать нашу больную.
* * *
Кар-Карыч разбудил меня только через четыре часа. Я снова проверил девочку. Жар спал, но вот бледность и испарина никуда не делись. Я уже стал сомневаться, цинга ли это…
На мачту лезть я не стал, просто раскинул вокруг рыбацкую сеть и сел в медитации, восстанавливая внутренний резерв. Как только в радиусе километра появится любое живое существо или крупный объект, меня выбросит из транса.
Вдох-выдох…
* * *
Я шел по ночной аллее моего родного мира, моего почти забытого города, и по уже давно несуществующей аллее. Наверное, сейчас на этом самом месте проложена скоростная трасса для автомобилей, или что там должно было прийти им на смену… Несмотря на летнее время, было довольно прохладно. По обе стороны прогулочной дорожки из потрескавшегося от времени и частых дождей асфальта стоял густой туман, превращая тополя и ивы в замысловатые силуэты мифических монстров и великанов, которые, казалось, вот-вот выйдут из тумана, чтобы схватить и утащить за собой в непроглядную тьму ночи.
У одиноко стоящего фонаря на деревянной скамейке с выгнутой спинкой, выкрашенной потрескавшейся и местами облупившейся зеленой краской, сидел немолодой мужчина в сером пальто и читал книгу.
– Не боитесь испортить зрение или простыть? – полюбопытствовал я.
– Все возможно, вот только я люблю подобное время суток, тут с этим ничего не поделаешь.
Мужчина спокойно убрал книгу в белый полиэтиленовый пакет с синей эмблемой из супермаркета и небрежно бросил его на скамью.
Из-под прозрачных стекол очков в роговой оправе на меня смотрели желтые, звериные глаза монстра.
– Мой хозяин гневается, но все же приказал сделать вам последнее китайское предупреждение, господин эр Дан. Покиньте этот мир, иначе вас смоет волной крови близких и дорогих вам людей. Можете забрать хоть всех их до седьмого колена, но если вы останетесь, другого такого разговора не будет!
В следующий миг из ночного тумана на меня хлынула морская волна…
Пришел я в себя лежа на палубе в белом круге из наросших столбиков морской соли. От одежды шел пар…
Солнце больно светило в глаза, даже попытка опустить веки не слишком помогала.
– Очухался?
Я с трудом повернул голову. Все тело болело, словно, пока я лежал без сознания, по мне отплясывала стая гоблинов, вымещая на мне всю злость на человечество.
– Во…ды… – Язык еле ворочался.
Алекса, перепрыгнув полуметровые столбики сверкающей морской соли, приподняла мою голову и осторожно поднесла к моему рту горлышко фляжки. Несмотря на дикую жажду, я цедил воду мелкими глоточками, перекатывая ее во рту.
– Что это было? Двигаться можешь, или тебя надо нести?
Я попытался сесть, но у меня практически ничего не получилось. Ощущения, словно все тело превратилось в амебоподобную студенистую массу. Мышцы рук и ног не слушались.
– Эй, птенчик, помогай, одна я его до каюты не донесу, слишком он тяжелый!
Последнее, что я помню перед тем, как потерять сознание, это как Алекса, подхватив под правое плечо, с недюжинной силой потащила меня в сторону каюты капитана.
Я провалялся в полубреду два дня. Все это время они не находили себе места. Меня постоянно бросало то в жар, то в холод. Я начинал говорить на разных языках, в том числе на мертвых наречиях. Это пугало их еще больше, так как маг, потерявший контроль, подобен невзорвавшемуся фугасу – никогда не знаешь, что может произойти. И еще из меня словно выпивали магические силы и жизненную энергию. Кар-Карыч, когда я очнулся, жути навел, конечно…
Наутро третьего дня я проснулся в обнимку с Алексой, которая тихо посапывала, устроившись головой на моем левом плече…
– Ты практически покинул этот мир, Рин.
– Так ты не спишь?
– Поспишь тут, как же, твой храп подобен звериному рычанию, тем более над самым ухом.
– Скажем так, второй раз, когда я туда наведался за свою бурную жизнь, в первый раз меня вытягивают с того света таким экстравагантным способом! Ау!
Кулачки у девушки били больно.
– Ерничаешь. Значит, идешь на поправку! Отвернись!
Алекса накинула на плечи плащ и принялась надевать свой наряд амазонки-воительницы.
– Я сказала: отвернись! Что непонятно?
– Как я могу отвернуться, когда поутру у меня переодевается такая красавица.
– Во-первых, ты у меня в каюте, а во-вторых, не переодеваюсь, а одеваюсь.
– Долго я так?
Девушка кивнула:
– Чуть больше двух дней. Вчера мы вообще испугались, что ты помрешь. Ты был холодный, как лед, и бредил в беспамятстве!
– На мне,