— Не-а, — Борис улыбнулся с ласковой издевкой на лице. Как мальчишка, который другому пацаненку не дает прокатиться на велосипеде.
— В чем дело? Что тебя беспокоит? Мы не будем здесь вести пропаганду.
— Дурачок. Ничего меня не беспокоит, — Борис явно наслаждался. — Я же сказал — это моя территория. И все. Здесь я решаю, что можно, а чего нельзя. И мое слово — нет.
— Почему? — тупо спросил Гош.
— Потому что тебе очень надо. Так надо, что расплакаться готов. А я не дам. И никаких объяснений. Ну что, заплачешь?
— Скорее зарычу, — Гош смотрел на Бориса исподлобья, стараясь на самом деле не рычать.
— Я же знаю, чего тебе нужно. Воспоминания. Документальные свидетельства того, что ты на самом деле был на этом свете. Пока что тебя еще нет. Так, мираж, зыбкая иллюзия Георгия Дымова. А знаешь, что бывает с человеком, когда он находит свой дом? Бумаги, фотографии? А? — Борис наклонился вперед, ловя ускользающий взгляд Гоша.
Тот молчал.
— И не узнаешь, — констатировал Борис.
— Господи! — взмолился Гош. — Ну за что такое наказание?! Кем же ты был в прошлой жизни, а?
— Да так, — Борис мило улыбнулся. — Ничего особенного. Не расстраивайся, Дымов. Ты просто опоздал. Я уже здесь. Место занято. Надо было тебе оставаться в Туле. Конечно, если ты на самом деле там был. Впрочем, это мы выясним. Посидишь в холодке, отдохнешь, соберешься с мыслями. Недолго, обещаю. Сутки, не больше, и мы устроим тебе очную ставку со всей твоей бандой оптом и в розницу. А пока… — Борис нажал одну из кнопок на небольшом пульте слева от стола. — А пока свободен.
Гош подумал — а не сломать ли нос этому деятелю на прощанье, но на него вдруг навалилась такая безумная усталость, что сил хватило только криво улыбнуться. «Фальстарт. Ох, как же мне за фальстарты доставалось на „Брэйне“… И вот — опять. Ладно, гад. Сейчас ты у меня попрыгаешь».
В кабинет вошла охрана. Борис улыбался.
— Напрасно радуешься, — заметил Гош. — Ты оставил мою команду без лидера.
— Правильно, — кивнул Борис. — Так оно всегда и делается. А ты чего хотел?
Гош вздохнул и потупился.
— Ты же ничего не знаешь об этих людях, — сказал он с тоской. — Они без меня не продержатся больше суток.
— И замечательно… — в голосе Бориса прорезалась настороженность. Охранники топтались у Гоша за спиной, ожидая команды.
— Ты не понял. Я не смогу отвечать за их последующие действия. Я даже предугадать не смогу, что им в голову взбредет.
Борис сел прямо и забарабанил по столу пальцами.
— У-умник, — протянул он. — Хитрец. Кого ты хочешь напугать?
— Я просто тебя предупредил. Может случиться все, что угодно.
— Ага. Твое хваленое войско прорвется в город и затащит на Красную Площадь атомную бомбу! Ха! Эй, ребята! Ну-ка, быстренько — в подвал этого юмориста. Только глаза ему завяжите. И так уж он слишком много видел.
Гош почувствовал, что его опять хватают за шиворот и накидывают на голову что-то, пахнущее застарелым потом. Судя по всему, это была куртка одного из охранников.
Снаружи зрелище было что надо, и Борис посмотрел на пленника чуть ли не с умилением. Тут под курткой фыркнули, и замогильный голос произнес:
— Был я буйный, веселый парень. Золотая была голова. А теперь пропадаю, барин, потому — засосала Москва!
— В подвал! — рявкнул Борис, наливаясь кровью.
— Эх, сглодал меня, парня, город! — завыл Гош, которого волоком тащили к двери. — Не увижу родного месяца! Распахну-ка пошире ворот, чтоб способнее было повеситься!
* * *
— Или паны, или пропали! — хрипло заявил Костя, подкручивая колесики. Ствол миномета наклонился под сорок пять градусов. — Цыган!
— От машины! Огонь!
Бухнул выстрел, и мина ушла в рассветное небо. Цыган тут же снова переломил ствол. Очередная мина выскочила на направляющие.
— Заряжай! — Костя вскарабкался на броню. Ноги опасно скользили по мокрому от росы металлу. Цыган оказался наверху первым и сейчас подключался к рации.
— Что на НП?
— Говорит, надо ближе! Метров на триста! А вправо-влево нормально!
Регуляторы давно уже перестали разговаривать между собой. Теперь они перекрикивались надорванными истеричными голосами. Позади осталось два удачных обстрела города с разных точек, и ни одного часа сна. А впереди была игра ва-банк. Точнее, она уже шла.
— Застава стреляет! — Цыган отпустил клавишу приема и раскрыл ящик с зарядами.
— Отлично! Паника! Сколько мин осталось?! Пять?!
— В барабане четыре! Это пятая!
— Мало! Обвязывай! Большой! Иди сюда, у меня руки уже дрожат!
Бум!
— Почти идеально! Чуть влево снесло, и нужно еще ближе!
— Скажи Женьке, чтобы не очень высовывалась!
— Женя! Не торчи на виду! Что?!
Костя стянул с головы шлемофон и вытер тыльной стороной ладони взопревший лоб, украсив его широкой черной полосой.
Цыган настороженно прислушивался к тому, что говорила Женя со своего наблюдательного пункта. Закашлялся. И почти нормальным голосом сказал:
— Танк. Один танк. Пошел к нам. Только что.
— Ага-а!!! — заорал Костя. — Большой! Гранатометы к бою! Цыган! Ствол! Ствол переламывай! Успеем!
Большой схватил в охапку несколько гранатометов и опрометью кинулся в сторону Можайского шоссе. Костя и Цыган лихорадочно принялись обвязывать мину зарядами.
— Успеем, — бормотал Костя. — Две успеем.
— Что?!
— Две успеем, говорю!
— Запросто! Давай, наводи!
— Если бы я умел… — Костя спрыгнул вниз. — Ах, если бы, ах, если бы, не жизнь была б, а песня бы…
— Да никто не умеет! — крикнул сверху Цыган. — Не комплексуй! Гошка тоже не умел!
— Как это — не умел?! Очень даже умел… — Костя понял, что имеет в виду Цыган. Гош успел весьма обстоятельно рассказать им, как на самом деле осуществляется стрельба. И то, что они сейчас умудрялись попадать по заставе хотя бы приблизительно, объяснялось только безумным везением. Да еще тем, что Костя, расстреляв больше десятка мин, вроде бы уловил какие-то скрытые алгоритмы. И Женя со своего чертовски опасного поста на радиорелейной вышке четко передавала целеуказания.
— Цыган!
— От машины! Огонь!
Бум!
— Так, меня уже шатает! — сообщил Костя.
— Попа-али!!!
— Куда?!
— По Кольцевой! Правее заставы полста метров! Там все лежат! Не стреляют уже! Танк проходит наш НП!
— Успеваем! Заряжай!
Перед следующим выстрелом Цыган крепко сжал обеими руками пульт дистанционного управления и что-то прошептал, глядя в небо.
— Он не слышит тебя! — успел проорать Костя. — Он больше не любит нас!
