– Я вот что думаю, Тони, – негромко сказал Джим, оглядывая близлежащие деревья. – Почему, когда мы идем по лесу и готовы ко всяким сюрпризам, эти гады нападают на нас с любых позиций. А вот когда начинается бой, как в прошлый раз, когда мы мордами по земле елозили, ни одного паучка даже рядом не оказалось.
– Рихман говорил, что они разбегаются.
– Почему разбегаются?
– Чувствуют, что от человека исходит ярость, и убегают.
– Это что же, если я буду идти злой, они разбегутся?
– Злость и ярость вещи разные. В драке ведь ты себя вообще не помнишь.
– Это точно, контроля никакого и воспоминания какие-то отрывочные, – согласился Джим. – Шульц говорит – нельзя быть запаленным. Надо понимать, что ты делаешь, иначе – хана. Нельзя, говорит, отдавать жизнь на волю случая.
– Шульцу говорить легко, – осторожно переставляя ноги в высокой траве, заметил Тони. – Если я проживу на войне столько, сколько он, я тоже буду ходить в рукопашную, как на работу… И голова у меня в бою будет работать четко. Щульц – это человек-кремень, его хоть по морде бей, а он будет хладнокровным и слова не скажет.
– Не скажет, – усмехнулся Джим. – Зарежет молча.
– Нет, это я к тому, что даже во время боя у него такое выражение лица, будто он скучает.
– Может, это оттого, что драка кажется ему недостаточно жаркой?
– Может, и оттого, – согласился Тони и, остановившись, тронул Джима за рукав.
– Чего?
– Кабату опять кудахчет, слышишь?
Джим прислушался. Действительно, беспокойная круглая птица, которая не могла летать и жила в норах под старыми пнями, очень часто сообщала разведчикам о непорядке в джунглях. Впрочем, помимо солдат противника, ее могли вывести из себя и надоедливые змеи. Сама она их не боялась, а некоторые виды даже употребляла в пищу, однако змеи угрожали кладкам ее яиц.
Проходя мимо куста медовика, Джим не удержался и, сорвав большой бутон, положил в рот. Тони последовал его примеру.
– Вкусно, – сказал он.
– Ага, – подтвердил Джим. Оба подумали об одном и том же, но Джим заговорил первым: – Как тогда, возле реки…
– Это ты про бабу свою? – усмехнулся Тони.
– Не моя, сколько тебе говорить. Не моя, и все тут.
– Ну не твоя, – легко согласился приятель.
– А вот интересно… – Джим перехватил автомат поудобнее, перешагнул через кочку и двинулся дальше. – Интересно, она обо мне хотя бы вспоминает?
– Конечно. Думает – вот дура, надо было пристрелить его с самого начала.
– Я не об этом. Мне интересно – есть ли в ней хоть что-то человеческое, ведь не могут же такие отношения быть замешанными только на одном рассудке. Что ты думаешь?
– Да ты к ней всего-то три дня бегал.
– Три дня… – Джим вздохнул. – Но это были не простые три дня. Это был целый этап в жизни.
Тони негромко засмеялся, но вдруг застыл на месте и прижал палец к губам.
– Что? – прошептал Джим, пытаясь рассмотреть, что увидел его приятель.
– Ничего… Показалось, – вздохнул Тони, и они снова двинулись вперед, останавливаясь на каждый шорох и держа автоматы наготове. Джунгли не любили торопливых.
Напарники шли еще с полчаса, затем остановились и попили воды. Внешне ничего не предвещало опасности, и только ветер по-прежнему силился раскачать верхушки деревьев. С них сыпались листья, и время от времени с шумом обрушивались лианы. Иногда за ними устремлялись потоки воды, скопившейся на слежавшихся широких листьях.
Джим шел впереди, привычными движениями сшибая с веток пауков. С шипохвостами было сложнее, они предпочитали прикрываться листьями и вцеплялись в них мертвой хваткой. Приходилось щелкать по ним сверху – Джим называл это «дать по башке». Оглушенные шипохвосты валились на землю, и, пока оставались неподвижными, Джим и Тони успевали отойти на безопасное расстояние.
Наткнувшись на очередной кустарник медовика, приятели остановились и съели по бутону. Почва в этом месте была посуше, отчего бутоны оказались особенно вкусными.
Осмотревшись, разведчики двинулись дальше, постепенно поднимаясь на небольшую возвышенность.
Видимость стала лучше, кусты исчезли, но им на смену пришла высокая трава, в которой крутилось множество серых змей. За рекой они селились среди камней, а в Междуречье довольствовались сухими возвышенностями.
Змеи бросались на солдат и пытались вонзить зубы в их ботинки, однако, потерпев неудачу, не сдавались и повторяли атаки снова и снова. Это были глупые змеи, и их приходилось отшвыривать в стороны.
– Стоп, – сказал Тони и шагнул за дерево. Джим встал рядом с ним.
– Ты что-нибудь видел? – спросил он.
– Кажется, да.
Тони поднял автомат и стал прицеливаться в то место, где, как ему показалось, он заметил какое-то движение.
– А мне кажется, там никого нет, – проследив, куда направлен автомат Тони, сказал Джим. – Здесь видимость двадцать метров и тишина. Хорошее место.
Краешком зрения, чуть левее от себя, Джим обнаружил дерево. Странно, что он не заметил его раньше.
Осторожно повернув голову, разведчик Симмонс встретился взглядом с человеком, который неподвижно стоял всего в паре шагов.
Это был дикарь-марципан, и он оставался безмолвным, ожидая, когда на него обратят внимание.
На нем была сплетенная из трав набедренная повязка, пара бус из разноцветных высушенных ягод. Затянутые в пучок длинные волосы оказались окрашены красноватой ореховой краской.
В руке марципан держал метательный лоток, представлявший собой вогнутую дощечку в локоть длинной. К ней прилагался тонкий, метровой длины, дротик. Прежде Джим этого оружия никогда не видел, но слышал о нем – капитан Мур часто собирал солдат в актовом зале, где читал им длинные лекции о жизни и обычаях местных племен. Благодаря этим лекциям Джим знал, что, уложив в такой лоток дротик, марципаны могли посылать его на расстояние в шестьдесят шагов. А с тридцати шагов не промахивались в птицу или в молодого зураба, которых аборигены использовали в пищу.
Почувствовав неладное, Тони тоже обернулся и увидел дикаря. К счастью, ни ему, ни Джиму не пришло в голову схватиться за оружие. Разведчики поняли, что нужно только ждать.
– Мана марциппа… Мана марциппа, – дважды произнес дикарь, ударяя себя в грудь.
– Ага, – кивнул Тони. – Мы поняли.
Потом дикарь указал пальцем на Джима и протянул с какой-то квакающей интонацией:
– Санда-ат… Санда-ат…
– Он говорит «солдат», – подсказал Тони.
– Я понял, – ответил Джим, не спуская глаз с марципана.
Дикарь выкрикнул несколько непонятных слов, и тут же из-за деревьев появилось не менее двадцати его соплеменников.
