– Батарея на два часа, – передал я в эфир. – В обороне противодесантная пушка с сонаром.
– Принял, – ответил Расул. – Уходим правее, прикроемся обрывом.
– Как на него взбираться потом? – пробурчал я.
– Разберемся.
Я заложил вправо и спикировал вниз. Решение было спорным, но высадка – не время для дискуссий. В любом случае, ближе чем на километр к системе ультразвукового обнаружения приближаться рискованно. Вскоре гребень обрыва скрыл от меня батарею, а снег оказался совсем близко, метрах в пятнадцати подо мной. Я отключил приближение на очках и принял меры к погашению скорости. Но приземление все равно вышло жестким – пробив ногами наст, я зарылся в глубокий снег почти по грудь, мгновенно погасив скорость. Удар был таким сильным, что затрещали ребра, а в глазах на мгновение помутилось. Но вроде пронесло. Боль постепенно отступала и не возникала при вдохе, значит, обошлось без переломов.
Погасив крыло пара-кайта, я вытащил из снега плазмоган и уложил его на снег поперек себя. Это дало точку опоры, я отжался от нее и не без труда выбрался на наст. Отдышался. Через очки было видно, как приближаются остальные.
Расул не жалел людей. Все же я переоценил их опыт управления пара-кайтом – на приземлении мы потеряли четверых. Двое насмерть разбились о лавовые выступы, а двое сильно переломались в снегу. Расул их сам пристрелил. Я знал о таком обычае арабов, доводилось видеть добитых своими раненых, но все же стало не по себе. Не знаю уж от чего больше, от жуткого варварства или от того, как пострадавшие кричали, моля не убивать их. Всю округу наверняка подняли на ноги, в горах каждый звук раздается далеко, если не воет ветер. Но сейчас был почти полный штиль. Хорошенькое начало разведки.
Оставшиеся, сбившись в кучу, ждали дальнейших указаний предводителя. Похоже, высадка их немного деморализовала. Все же не та у них выучка, ох, не та! Потому и идут в бой только при весомом численном превосходстве.
– Судя по дислокации батареи и по направлению стволов, корабль ниже и не очень далеко, – сказал Расул, ставя плазмоган на предохранитель. – Мы на высоте четыре пятьсот. Значит, если верить Сулейману, нам надо спуститься на триста метров. А это километра три пути при таком уклоне. Однако спешить нам некуда. Главная задача – подавить батарею. Скорее всего, она не одна. Сейчас осмотрим доступный для наблюдения сектор, а там решим, как действовать дальше.
Осмотр ничего утешительного не дал. Наоборот. Еще одна батарея расположилась примерно в километре у нас за спиной. Мы перелетели ее, не заметив. Сонар не засек нас чудом, а то до приземления дожил бы я один. Ну, может, еще Расул, он с пара-кайтом управлялся терпимо. Третья батарея – тяжелая, из трех мощных орудий с низкой скорострельностью, установлена не на Минги-Тау, а на горе с другой стороны Баксанского ущелья. Ее отлично видно в позитронный бинокль, но, чтобы добраться туда, потребуются сутки пути, не меньше. А кажется – рукой подать. Горы.
Мы оказались в гораздо более неловком положении, чем ожидали. Фактически ошиблись с местом высадки. Расул явно погорячился, приказав приземляться между двумя батареями. Я за себя не очень волновался – выкручусь, но был бы один, предпочел бы уйти выше по склону и дальше, чтобы перелететь обе батареи, а не одну. Третья же батарея, установленная на противоположной горе, в принципе, была недоступна для нашего отряда. Но надо отдать Расулу должное – он сориентировался довольно быстро и приказал:
– Все под обрыв!
Упрашивать никого не надо было. Я понимал верность такого тактического хода, поскольку на фоне черного выхода лавы мы будем куда менее заметны, чем на белом снегу. И батарея, которая спереди, не сможет вести по нам огонь. Мы окажемся в ее мертвой зоне, почти под ней. Другая останется вдвое дальше, а потому меньше шансов оказаться заранее обнаруженными.
Вообще удивительно, что балкарцы всем гарнизоном еще не стоят на ушах. Нашумели-то мы достаточно, и приземлились тоже хорошо – бей не хочу. Это можно было объяснить только одной причиной – горячность в арабах преобладала над дисциплиной. Хотя балкарцы не арабы, но все же мусульмане. Ладно, нам это пока на руку. А мне не так противно будет их резать, поскольку разгильдяев резать не в пример менее совестно, чем героев. К тому же героев опаснее. Можно пойти за шерстью, а вернуться стриженым. Или не вернуться совсем.
По твердому насту в кошках ходить терпимо. Не скользишь, не проваливаешься. Я ожидал худшего. Арабы же в горных перемещениях могли дать мне большую фору. И если на пара-кайте я выдал класс, то тут отстал и приплелся под прикрытие лавовой стены последним. К тому же изрядно запыхавшимся. Что-то, вопреки моим ожиданиям, моя высокогорная подготовка меня подвела. Все-таки давно я не поднимался на такие высоты. Четыре пятьсот – не шутка. А тут еще по снегу идти, да в крутую горку.
Сердце билось в горле, в висках шумело, перед глазами мерно плавали темные круги. И подташнивало. Все признаки быстро начавшейся горной болезни. Вот только поддаваться ей никак нельзя. Я привалился спиной к лавовому выступу и сделал несколько глубоких вдохов. Постарался успокоиться, расслабиться. Помогало мало. Перед глазами все равно плыло. А тут еще ночь эта проклятая! Несмотря на дневной отдых, сонливость навалилась достаточно жестко. До зевоты.
– Не спать! – тихо прорычал на меня Расул. – Первый раз в горах, что ли?
Я помотал головой. Понятно, что пристрелить не пристрелит, меня ожидает миссия куда более важная, но все же как-то не по себе мне становилось от его взглядов. Я был бы невероятно счастлив, если бы после всех этих арабских приключений, мне бы довелось повстречаться с Расулом один на один. Это доставило бы мне глубочайшее моральное удовлетворение. Но вероятность подобного события была слишком низкой, чтобы думать о ней всерьез. Хотя на уровне фантазий…
Убедившись, что я по крайней мере сохранил способность стоять на ногах, Расул активировал коммуникатор и вызвал командира оставшейся в лесу группы. Коротко обрисовав ему ситуацию, наш предводитель приказал всей команде вместе с техникой грузиться на транспортники и мчать сюда. Я понимал, что он хочет дать кому-то задание высадиться на противоположной горе и подавить самую дальнюю и самую опасную для нас батарею. Хотя ее опасность не надо было переоценивать – вряд ли столь мощные пушки пустят в ход, пока мы в зоне действия малых батарей. Скорее всего, она предназначалась либо для обстрела тех, кто решится перевалить через седловину Минги-Тау с северного склона, либо для предотвращения попытки штурма с подножия. Похоже, вторжения снизу тут ожидали больше, чем сверху, поскольку стволы малых батарей были направлены вниз.
