– Это ты хорошо сказал, Ваня. – утирая стариковскую слезу, сказал Степан Политыч. – Верно подметил. Так что, был один сынок у меня, а теперь трое будет. Божьей помощью да нашими молитвами, глядишь, и Витька найдётся.
– Семья. – словно заколачивая буквы в пол, проговорил, вытянув вперёд кулак, Фёдор.
– Семья.- хлопнул по руке друга своей ладонью, Иван.
– Семья. – накрыл своей рукой ладони друзей Политыч. – Все друг за дружку, и с Божьей помощью.
***
Наутро всех растолкал Политыч, ранняя птаха.
– Давайте, подымайтесь, робята, некогда спать! – бубнил, расталкивая храпящих после вчерашней баньки и бутылки «Кэптэн Морган», старик. – Шесть ужо! Да что ж с вами делать-то! Хоть водой поливай их.
– Эээ, не надо водой, Политыч! – потирая сонные глаза, пробубнил Иван. -Щас, сами повылазим…
Фёдор с Иваном встали, и в надежде умыться, начали топать босиком по дощатому полу, натыкаясь на стулья и друг на друга.
– Послал Господь подельничков! – дивился Политыч, наблюдая эту картину. – Конец Света на дворе, а они всё никак выспаться не могут. Разведчики, мать вашу! И как с вами, такими, в лес-то идти? Оболтусы!
– А вчера сынками называл… – пробормотал Ваня, натягивая штаны. В кухоньке раздался грохот – Фёдор, отправившийся к умывальнику, свалил что-то на пол.
– Ну что с вас взять, с московских?! – махнул рукой направившийся к двери старик. – Так вот и прожили всю жизнь – вкусно жрали да долго спали. От того такая Напасть и вышла. Ну ничего, жизнь-то научит. Собирайтесь шустрее, наряжайтесь, девки. Чайник поспел, да кашу сварил вам. В огороде всё.
Как бы ни причитал Политыч, всё-таки собрались друзья быстро, и позавтракав кашей с чаем, прихватив своё снаряжение и оружие, все трое направились к правлению, где был назначен сбор велешинским мужикам, отходящим в дозор. Когда явились, оказалось что они ещё далеко не последние – половина дозора ещё допивала чаи по домам. Поздоровались с уже собравшимися мужиками, подкатила дозорная «буханка». Все разговоры были про сегодняшний рейд в Тверь – кушалинские мужики снялись и укатили ещё по самой ранней зорьке, и то – дай Бог управиться. Стояли, курили, делились мыслями и опасениями. Ведь это им придётся, а не кому-то иному, встречать рейдеров, как говориться, со щитом иль на щите. Политыч ругался на чём свет стоит на изнеженных сельчан, не способных вовремя собраться на службу даже в такое время. Опоздавшие по-одному подтягивались и тут же получали строгий нагоняй от старика, назначенного старшим в дозор. Наконец-таки, все собрались, и Политыч дал отмашку грузиться в «буханку».
Через пятнадцать минут велешинские уже принимали пост у кушалинских мужиков.-
К мертвецам – обоих видов, и тем, кто навеки упокоился, и к тем, что в страшном своём посмертии продолжают бродить, ведомые своим лютым голодом – люди уже привыкли. Более того, верным будет и такое утверждение – трупы стали неотъемлемым элементом окружающей действительности, так чего удивляться тому, что, сменив на кордоне отправившихся по домам «кушалов» и проверив по-быстрому территорию вокруг кордона – под мостом, в кустах, в кюветах – команда Политыча расположилась на брёвнах, перегораживающих половину моста, прямо рядом с кучей останков, любовно нарубленных их сменщиками. Уже отъезжая, Валерка Паратов, старший по кушалинской смене, теребя свежую, только немного отросшую бородку, извинялся:
– Это, Политыч… Мы этих-то тут вон сволокли в кучу. Ночью как прорвало. Валили, как из рога изобилия, мать их. Все косы ступились аж… Ну вы, это – не серчайте: спалить эту чёртову кучу надо бы. Вон, дровами обложите, да к Богу их, на небеса.
– Нужны они Богу, Валер… – ответил ему Степан Политыч, прикидывая – как-бы сподручнее было избавиться от такого мерзкого соседства. – Вы тоже придумали – вон, прямо к мосту наволокли их. Зачем? – ведь надо было в низину отволочь, и там бы спалили. А теперь – нюхай, как воняют они. И мух – сонмище. Вот привезёшь своих «кушалов» нам на смену – мы ещё ту кучу вам наковыряем.
Велешинские ребята, обступившие Политыча, загоготали.
– Дак говорю тебе, Степан Политыч! Не успели мы. Вон, Савелич, последнего покрошил уже на глазах у Алпатова. – закипая, оправдывался Валера. – Мужиков пропустили – по Рождеству прошлись, да ещё двоих упокоили. Ты вообще, смотри, какие-то они продуманные пошли, мряки-то. И по-живее вроде, и ломятся только в темноте, гурьбой. Так что, вы тут внимательнее, мужики.
– Хер с вами, Валера. Приберём тут, за вами. – махнул рукой старик. – Но ты тоже подумай: так не годится. Мы вам что тут – мортусами записались?
Народ, дивясь на новое, звучное определение вида их деятельности, снова захихикал.
– А то кто же?! – засмеявшись, принял вызов Политыча Валера. – Мортусы – мы теперь и есть мортусы. По другому и не скажешь – это ты хорошо подметил, дядя Степан. А кстати: в баньку пойдёте, там болотных сапог две пары и плащи резиновые с рукавицами найдёте – это чтоб мертвячину таскать. И мужики мои крючья изготовили, тоже там, в предбаннике стоят. Мортусам – оно без крючьев никуда.
– Ладно уже, давай, поезжай, мортус. – улыбаясь, отшутился старик.
– Поедем. Бог вам в помощь, коллеги! – Валера захлопнул дверцу «буханки», и автобусик, набирая скорость, запылил в сторону Села.
– Ладно, робяты. – собрал вокруг себя оставшихся мужиков Политыч. – Заступили, кажись. Ну и хорошо. Сделаем вот что: разбредаться не будем и по деревне шарить не пойдём – всё и до нас тут обшарено уже. Значит, ты, Никита и ты, Васёк – идите в баню и посмотрите, что там нам кушалы оставили. И тащите сюда весь скарб ихний, про который Парат нам тут щас вещал. Валера, ты и ты, Колян – вы идите вон тот забор разбирать. И так действуйте: один доски ломает, другой наготове с косой, чтоб не случилось чего. Забор-то больно лишний тута – весь поворот загораживает, а из досок вон, в низине, кострище сложим. Туда и волоките всю эту трухлю… А мы: я, Фёдор да Иван посмотрим тут пока.
Мужики, назначенные Политычем на дела, разошлись по двое, и старик, наблюдая за ними, щурил глаза.
– То ли действительно лучше видеть стал, то ли дурь в башке какая на фоне всего этого. – пробурчал старик, обращаясь к друзьям.
– А сам-то как думаешь, Степан Политыч? – спросил его Ваня.
– А не знаю, чего и думать. – присел рядом с ним лесник. – Вон, на Село, в правление, старик Русков вчерась припёрся, аккурат в обед. Про него уж все забыли – думали, что схарчили его мряки в первые-то дни. Ан нет – сам, и на своих ногах. А мужики говорят – раковый он был, при смерти. Вон как оно бывает-то.