В следующий момент произошло сразу очень многое. Рядом с Агнешкой возникла темная фигура Черного Сталкера. Я шагнул к командиру, собираясь помешать ему выстрелить. Но тут же неслышно приблизившийся ко мне научник коснулся моей руки, вызвав резкую боль и паралич всего тела, и прошипел мне в ухо:
– Не дергайся, кандидат, если хочешь еще пожить!
Только тут на меня снизошло запоздалое озарение. Вот что меня смущало с того самого момента, как я увидел этих двоих: толстый научник был фантомом! Чрезвычайно качественным, практически неотличимым от человека, но фантомом – порождением Зоны. Командир, похоже, этого не знал и таскал с собой этого агента влияния чужого разума. Трудно сказать, на каком этапе была произведена подмена. Однако где-то во Владимире на пути следования группы Потылина так и остался лежать труп тучного мужика с рыхлым коротконосым лицом, который никто из команды и не подумал искать, потому что фантом тут же занял его место. И я бы наверняка почувствовал подменыша, не будь здесь такого мощного фона эманаций многочисленных аномалий. Но не почувствовал, и теперь предпринимать что-либо было уже поздно.
За дальнейшими событиями я следил исключительно как сторонний наблюдатель. Командир все же успел один раз выстрелить, но пуля, как и следовало ожидать, прошла сквозь Черного Сталкера, как сквозь дым, а в следующий миг темный фантом нанес пси-удар. Я четко ощутил это, хоть он был направлен не на меня. Удара этого хватило, чтобы блокиратор фээсбэшника приказал долго жить. За ним последовала ментальная атака на слом воли. Думаю, на свежачка, только придя в Зону, командир бы еще посопротивлялся, но после двух суток его сознание было изрядно подточено постоянным пси-давлением и стрессами. Так что Черный Сталкер смял его волю в считаные секунды, после чего я увидел, как фээсбэшник медленным движением поднес пистолет к своему левому колену и выстрелил. Упал с криком боли и отбросил свое оружие далеко в сторону.
Что-то новенькое, однако! Я полагал, что командира просто убьют, но на уме у порождений Зоны явно было нечто более сложное. И мне не пришлось долго пребывать в неведении.
– Набирайте номер, командир! – приказным тоном произнес фантом научника, продолжая касаться моего локтя и тем самым поддерживая паралич.
– Игорь?! – изумился тот. – Ты?!
– Я, командир, я.
– Но как?! Когда?!
– С последнего лагеря у переезда.
– Но почему?!
– Что «почему»? Так было нужно. Игорь Кинько мешал. Теперь он мертв, и труп его валяется по другую сторону дороги от остальных. Я занял его место. Однако хватит разговоров! Набирайте номер!
– Какой?
– «Андрея», разумеется! Хотя на самом деле его зовут иначе. Надо пригласить его сюда… Действуйте, командир, время дорого! Мы внушим вам, что говорить!
Видимо, «Кинько» дал какой-то сигнал Черному Сталкеру, и тот начал передавать фээсбэшнику прямо в мозг ментальные приказы, от исполнения которых невозможно было уклониться. Теперь мне более-менее стала ясна вся картина. Как и в случае со мной, Кочевница давно могла ликвидировать весь отряд ФСБ, но пропустила командира так далеко только потому, что он, по-видимому, заключил сделку с «геологом» – третьим кандидатом. Спецслужбовцы убивали его конкурентов (по крайней мере пытались), а он взамен обещал помочь им с Кочевницей. Но «геолог» – ушлый тип, хитрый и осторожный. Видимо, в отличие от меня он нашел способ «закрыться» от Зоны, и та не могла найти его и «вести». Вот и пришлось пойти на такие ухищрения.
Интересно, когда нас соберут тут всех вместе, что будут делать? Устроят финальный конкурс, в котором победитель получит право работать на Кочевницу, а проигравшие – смерть? Но ведь выбор, похоже, уже сделан: Агнешка, по-прежнему безучастная ко всему происходящему, продолжает что-то делать на алтаре. Тогда зачем нужны мы? Если я разберусь в этом до того, как сюда прибудет третий кандидат, у меня будет шанс на выживание, а если нет… Перво-наперво надо что-то делать с физическим параличом и с фантомом, который меня держит в этом состоянии. Еще вчера утром я бы на эту тему даже думать не стал ввиду полной безнадежности. А сейчас я не просто думал, но скрытно, исподволь начал действовать, пользуясь тем, что фантом и Черный Сталкер заняты телефонными переговорами фээсбэшника и «геолога».
Сам не знаю, откуда пришла мне в голову эта идея, но я разделил свое сознание на две части. Одну, меньшую, оставил наблюдать за происходящим в физической реальности, а второй занырнул поглубже в ментальное пространство. От этого раздвоения все вокруг, и так-то выглядевшее безумно, окончательно превратилось в филиал психушки…
Ментальное пространство, вообще говоря, – еще то место. К ментальному пространству в Зоне это относится вдвойне. А уж проникнув в него внутри Кочевницы, и вовсе запросто можно спятить. Там творился совершенный хаос как на зрительном канале восприятия, так и на всех остальных. Если даже находясь в физической реальности, которой свойственны твердость материи и стабильность форм, я и то ловил разнообразные глюки, то здесь сразу же сложилось ощущение, что меня затянуло в чей-то наркотический бред. Именно в чей-то, поскольку мне даже в самом страшном сне не могло привидеться, что я способен бредить подобным образом.
Храм внутри искажался, менял формы, размеры и даже прозрачность. То он невероятным образом вытягивался вверх, да так, что даже Исаакиевский собор в Питере по сравнению с ним казался низеньким. То наоборот – его своды вдруг снижались настолько, что возникало ощущение, будто они хотят меня раздавить. Окна появлялись и исчезали, расширялись и уменьшались, становились похожими то на гигантские иллюминаторы, то на жуткие пасти, усеянные сотнями острейших зубов-иголок. Стены временами обретали прозрачность, а через секунду вновь теряли ее, но возникал визуальный эффект присутствия в глубине известковой пещеры с покрытыми влажными потеками стенами и усеянным сталактитами сводом-потолком. И вдруг, безо всякого перехода, все вокруг охватывало яростно пылающее пламя. И, разумеется, лица. Множество лиц, возникающих и пропадающих на стенах Объекта. Некоторые едва вырисовывались контуром с чуть заметными чертами. Другие могли похвастаться выпуклостью горельефов, третьи и вовсе были не лицами, а полноценными головами, казалось, выраставшими из белого камня как грибы из рыхлой, усеянной опавшими листьями и сосновыми иголками почвы. И все они кривлялись, строя жуткие рожи: то шутливые, то гневные, то испуганные, а то и совершенно безумные. Звуковой ряд также не отставал. Мне была представлена жуткая какофония из человеческих голосов, стонов, криков, визгов и хохота – весь ассортимент, почерпнутый Кочевницей из памяти погубленных ею людей.
