А что если Василия повезут на катере, а фон Кранц останется на крейсере? Это худший вариант. Тогда Василий будет брать немца в заложники прямо на борту корабля.
Не открывая глаз, он почувствовал, как открывается дверь
-- Ауфштеен, - послышался голос Генриха.
Аркадий Каменецкий считал себя здравомыслящим человеком с устойчивой психикой. Работа в центре того требовала. А как же иначе? В его деятельности всегда присутствовал научный подход с детальной проверкой фактов и событий. Того же он требовал от своих подчиненных. Вместе с тем, еще участь в университете, он проявлял интерес ко всему оккультному и древнему, занимался магическими ритуалами, изучал древние языки, преуспел в санскрите и даже создал тайное сообщество, изучающее аномальные возможности человека.
Сообществом позднее заинтересовались компетентные органы, а сам Каменецкий со своими организаторскими и прочими способностями вскоре был привлечен к особой работе. Он достаточно быстро продвинулся на новом поприще, получил доступ к секретным материалам и все свободное время проводил за их исследованиями. Аркадий Каменецкий был жаден до секретов в своем неуёмном стремлении заполучить могущественные знания способные сделать его самого сверхчеловеком.
Он допускал существование всего, что можно вообразить. Как-то раз в одном из литературных источников ему на глаза попалась фраза: "В силу бесконечности вселенной, все, что существует в нашем воображении, имеет место быть в действительности". Фраза ему понравилась. Он тут же ее переиначил: "Наше воображение - это отражение бесконечности вселенной".
Гораздо позже он выяснил, что эта фраза принадлежит не ему.
Каменецкий допускал существование всего воображаемого, но вместе с тем никогда не выходил в своей деятельности за рамки строго научного подхода к изучению того или иного предмета.
- Воображение, это конь, скачущий вдаль, а разум - наездник, держащий в руках вожжи, - любил повторять он.
Каменецкий до недавнего времени был уверен, что крепко держит в руках вожжи. Но несколько дней назад, он почувствовал, что конь его воображения начал закусывать удила, а сегодня утром понес с пеной у рта.
Вожжи порвались. Разум отключился.
Весь день Каменецкий был сам не свой. Он бесцельно блуждал по ярусам центра, заходил в лаборатории, спрашивал - как идут дела, отрешенно кивал, выслушивая доклады.
После обеда с Каменецким на связь вышло вышестоящее руководство.
- Все хорошо, - безразличным голосом ответил он. - Все идет по плану. Скоро будет результат. Когда? Я думаю, что уже очень скоро. День-два, не более. Хорошо. Обязательно доложу.
Его разум, еще продолжал слабо сопротивляться, но нечто большее, чем он сам уже всецело овладевало его сущностью. Ближе к вечеру он вернулся в свой кабинет, достал из стола начатую бутыль с коньяком, присосался к горлышку и жадно выпил остатки. Не закусывая, уселся в кресло и тупо уставился на темную плоскость монитора.
Мысли в голове медленно ворочались, подобно змеям, норовя укусить друг друга.
Он встал и медленно повернулся к стеклу океанариума. Морские звезды осторожно шевелили отростками. Рыба-попугай пряталась в щупальцах анемона. Мурена застыла неподвижно в своей подводной норе меж камней.
Каменецкий открыл потайной ход в стене и нырнул в его сумрак. Он направлялся в запретную зону. Доступ к ней имел только он да еще начальник службы безопасности Серов. Об этом участке в глубинах центра знали лишь считанные единицы сотрудников.
Лифт опустил его на самый нижний уровень. Было холодно и тихо. Тускло светили лампочки на низком потолке коридора, уводящего в черноту. В ней пряталась запретная дверь, покрытая толстым свинцовым полотном. Вход в помещение, куда вела эта дверь, строго воспрещался без специального защитного облачения. Там гуляла радиация.
Каменецкий небрежно кивнул двум охранникам, вытянувшимся при его появлении по струнке, и направился вдоль коридора. На его бетонных монолитных стенах кое-где проступила плесень. Эта часть центра была построена еще в конце сороковых годов прошлого века. В качестве рабочей силы здесь использовали заключенных без права переписки. На них же впоследствии проводились опыты.
В начале пятидесятых годов за той дверью во время одного из экспериментов произошла катастрофа. Опыт был строго засекречен. Все, кто был к нему причастен вскоре скоропостижно по тем или иным причинам отошли в мир иной. Кто сам заболел, да помер, кого машина сбила, а кто утонул. Свидетелей не осталось. Каменецкий был любопытен. Ему удалось добыть отдельные документы с обрывочной информацией о секретном эксперименте.
Внимательно изучив их, он так и не смог понять его смысл. Экспериментаторы пытались пучком непонятной энергии проникнуть в земные недра. Но для чего? Получить информацию? Воздействовать на что-либо? В документах об этом умалчивалось.
Эксперимент закончился полным фиаско. Процесс вышел из-под контроля. Произошел энергетический выброс.
На одном из пожелтевших от времени листов Каменецкий обнаружил надпись от руки "Тему закрыть" и подпись Лаврентия Берии.
Свинцовая дверь открылась, повинуясь магнитному ключу. Дохнуло ледяным холодом. Каменецкий шагнул в темноту, пошарил правой рукой по стене в попытке нащупать рубильник и включить аварийное освещение, да так и застыл. Тусклый зеленоватый свет из непонятного источника наполнил пространство перед ним и проявил из темноты хаос форм, застывших здесь после мощного взрыва. Границы пространства терялись в темноте.
Некоторое время он стоял в нерешительности, боясь пошевелиться и прислушиваясь к тишине. Медленно тянулись секунды.
- Я пришел! Что тебе нужно от меня?! - крикнул он нервно в темноту. Долгое эхо разнесло его голос по подземелью и увязло в далеких закоулках.
- Мне нужен ты, - ответила темнота. - Ты любознателен. В своем стремлении получить знание для власти ты превзошел многих. Ты хочешь узнать больше, или остановишься на полпути, охваченный страхом своей ничтожной маленькой сущности?
- Я, хочу. Я должен узнать больше, - произнес Каменецкий срывающимся голосом.
- Ты не должен. Ты обязан знать больше. Входи, - произнесла темнота и заклубилась, надвигаясь на Каменецкого.
Он послушно шагнул вперед.
* * *
Темная зыбь бурлила. Ее чернота клубилась над линией горизонта, захватывая едва ли не треть небес. Изредка она разрывалась холодными змеями молний и раскалывалась тяжелыми раскатами грома. Жесткие порывы душного ветра гнали по реке крутую пенную волну.
