Болото плескалось уже выше колена, оставляя черные разводы на брезентовых штанах. За деревьями угадывалась улица.
– Я бы на твоем месте не торопился, – неуверенно сказал Орех.
Люмех уже шагал к избушке, вытягивая ноги из густой жижи.
– Это несложно, – бросил он через плечо.
– Это-то меня и удивляет. И ржавые волосы тебя не берут, и через «трамплин» ты только что прошел и даже не вздрогнул. Ты уверен, что не обладаешь никакими способностями?
Избушка выглядела древней, как мир.
– Может, ты просто не веришь во все это? – вздохнул Орех и побрел следом, увязая в грязи все глубже. Калуга чавкал следом, меся сапогами покрытую ряской жижу. – Или не читал книг с точками?
Люмех погрузился уже по грудь. Он уперся ладонями в заросший травой берег и подтянулся, с трудом вытягивая тело из вонючей грязи. Болото нехотя, с протяжным хлюпом, отпустило его. Люмех выпрямился и взялся за ручку покосившейся двери.
– Говорила мне мама: не читай фантастику, классику читай, – вздохнул он.
* * *
Орех и Калуга замерли на пороге низкой длинной комнаты.
Их уже ждали: стоящий посередине деревянный стол был накрыт на четверых. Запотевшая бутылка водки возвышалась над алюминиевой кастрюлькой и миской с дымящейся вареной картошкой, густой запах сарделек плыл по комнате.
– О’кей – сказал Патрикей, – Люмех подсел к столу, взял одну из щербатых, серого фарфора тарелок, недрогнувшей рукой положил себе несколько картофелин, три сардельки, подвинул газету с помидорами, огурцами, зеленью.
– Лучшая похвала хозяину – отдать должное его трапезе, – прозвучал из угла ироничный голос.
– Присоединяйся, – буркнул Люмех с набитым ртом.
Из тени русской печки, занимающей полкомнаты, выступила фигура.
– Баба в Зоне? – воскликнул Орех, и они с Калугой переглянулись.
Высокая женщина в длинном расстегнутом пальто, под которым виднелся камуфляж, прихрамывая, подошла к бывалым и с разворота дала Ореху ногой в челюсть.
– Для вас – госпожа Инна Дмитриевна Ягель! – рявкнула она.
Голова Ореха мотнулась, сам он, вскрикнув, схватился за щеку, вылупившись на женщину. Нога Инны Дмитриевны от кончиков пальцев до колена была убрана в гипс.
Инна Дмитриевна вернулась к столу, подволакивая загипсованную ногу. У нее было смуглое морщинистое лицо с крючковатым носом, седые волосы зачесаны назад и собраны в аккуратный пучок на затылке.
– Садитесь, коли пришли, не маячьте там, – велела она бывалым. Мужики осторожно приблизились, стараясь держаться от хозяйки подальше.
– А мужик твой где, Географ-то? – спросил Люмех, вытирая руки о штаны. По бревенчатым стенам избы висели карты – физическая, политическая, топологические; большая часть их была покрыта карандашными пометками.
Инна Дмитриевна покачала головой, словно дивясь тупости вопроса.
– Я и есть Болотный Географ, – заявила она. – Всю жизнь занимаюсь изучением топологии аномальных явлений. У меня имеется диплом Французского Географического общества, между прочим. Вон висит.
Мужчины повернулись. Между окнами и впрямь висел прямоугольник пожелтевшей от времени бумаги, где выцветшими чернилами было написано что-то от руки, с вольными завитушками, по-французски. Может, и правда диплом. Но, судя по висевшей рядом черно-белой фотографии на металлической пластине, выдали его веке в девятнадцатом. Если не раньше…
– Внесите мои ароматические палочки, дагерротип! – сказал изумленный Орех, разглядывая фотографию.
Ягель удовлетворенно кивнула.
– Так вы знаете, что происходит? – волнуясь, спросил Калуга. Он взял половину картофелины и катал ее в ладонях, остужая. – Мы с Орехом считаем, что это в ноосфере…
– Какая, к чертовой бабушке, ноосфера? – нахмурилась Инна Дмитриевна. – Все намного хуже. Повреждено само дно реальности! Вам это о чем-нибудь говорит? Вижу, что нет. Я так и знала. Мужчины – расходный материал эволюции, чего от вас ждать. – Она махнула рукой. Наверное, такая рука могла быть у мумии – иссушенная до костей.
Люмех поднялся.
– Ладно, бабу… – он перехватил ее предостерегающий взгляд и поправился: – Инна Дмитриевна. Как нам добраться до этого дна? Вы поможете или мы еще кого поищем?
– Монолит… – начал Орех. Ягель неодобрительно посмотрела на него, поджав тонкие губы.
– Для чего я вас тут жду, по-твоему? – ворчливо ответила она. Подошла, прихрамывая, к закрывающей противоположную от входа стену занавеске. Подняла ее.
Взглядам Люмеха, Ореха и Калуги предстала маленькая темная комнатушка, скорее даже – кладовка.
Внутри было пусто, дощатый пол чисто выметен, но каждый угол затянут паутиной. Оттуда на людей пялились большие пауки, и крошечные глазки их поблескивали красным. Люмеха на ровном месте пробрал тихий, животный ужас. Он вдруг понял, что выйдет из избушки только этим путем. Но как?
В кладовке стоял старый полосатый холодильник. Черные горизонтальные полосы были нанесены на его некогда белую дверь через неравномерные промежутки.
– Вот дорога, – кивнула Ягель. – Только халат накинь.
Белый накрахмаленный халат висел на вбитом в бревно гвозде возле кладовки.
– Но это же гребаный холодильник, – возразил Люмех.
– Ты хочешь отсюда выбраться?
– Да, но это гребаный полосатый холодильник! – взвыл Люмех.
– Другого пути нет, – Инна Дмитриевна еще подождала, но спецназовец не трогался с места. Тогда она, пожав плечами, стала опускать руку, держащую занавеску.
Сточкер шестым чувством понял, что закрывается какой-то незримый выход из этого безумного мира, из чьей-то больной фантазии, и, если немедленно не решиться, будет капец.
– Погодь, – сказал он, останавливая ее руку. – Че делать?
Старуха пожала плечами:
– Да просто внутрь лезь.
– В гребаный холодильник?
– Открой и залезь! – рявкнула Ягель, выходя из себя. – Ты герой или кисель клюквенный?!
– Давай, парень! – Орех ободряюще хлопнул Сточкера по плечу. Калуга топтался сбоку, нервно облизывая губы. – Ароматические палочки тебе в помощь!
Люмех взял халат, накинул на плечи. Сделал два шага вперед, становясь перед полосатым уродцем, который едва доходил ему до груди. Холодильник низко, угрожающе гудел. Люмех взялся за изогнутую ручку, но в последний момент обернулся:
– А че мне там делать? Ну, когда я буду… на дне?
– Разберешься, – сказала старуха. – Орудие я тебе скину.
И Люмех открыл дверцу.
* * *
Его засосало, как пылесосом. Спецназовец заорал, замахал руками. Он стремительно летел вниз по беспросветно черной трубе. Падение все длилось, вызывая тошнотворное ощущение невесомости. Ни сосредоточиться, ни схватиться ни за что, ни осмотреться… Это длилось бесконечность.
