Ступил в мертвенно-белесую лже-воду.
Кусающийся туман.
(так вот каков вечный ад?)
Смех. Хэлгеайни? Смех похож на шорох льдинок, и, Боги… он знаком…
(как бело… как пустынно…)
И холодно.
(холодно — тебе?)
Да. Его знобило, как обычного человека. И кто-то смеялся над ним.
— Ну, хватит валяться, — произнес лишенный интонации, за исключением некоторого высокомерия, голос.
Саб-Зиро сел. Сатана. Священник был прав. Сатана здесь и он обращается к нему тоном…
— Само! — Саб-Зиро закашлялся. Он не заметил, что нарушил священное правило Лин-Куэй: не называть друг друга по именам, данным родителями. Клички — больше ничего у вас нет, псы Мастера.
К черту Лин-Куэй и Мастера…
— Само, ты жив?! — он протер глаза. Снова привидения… помнишь, темницу, он являлся тебе там, и в аду — тоже… Он упрекал — его право, выходцы с того света обожают упрекать… словно их кровь вытекает вином в чашу смертных, и суть ее — осуждение.
— Нет, — ухмыльнулся высокий мужчина, бесстрастно наблюдающий за "гостем". Окружающая белизна с подпалинами голубого сгущалась к его черно-синей униформе Лин-Куэй. Взгляд его был темен и холоден… холоднее самого Коцита!..
Само Хен. Саб-Зиро-старший.
— Давно не виделись, братик, — равнодушно произнес Само Хен.
— Само, ты…
— Помолчи. Ты и так чересчур много болтаешь. Для Посвященного Холода.
Озноб Саб-Зиро усилился. Ему хотелось сделать что-то, прикоснуться к брату, ощутить его… или не ощутить, коли он призрак. Почему он так свысока, так оценивающе наблюдает за "младшеньким"?
— Далеко ж ты забрался, — продолжал Саб-Зиро-старший. — Аж в мою обитель небытия… только зачем?
(зачем? Зачем?!)
— Ради тебя, — с деланным спокойствием ответил младший.
(он издевается, он всегда издевается надо мной, потому что — первый… он — совершенство Холода, я же…)
Бракованная копия. Да. Не больше. Шэнг-Цунг прав.
— Ради тебя! Ради тебя! — выкрикивал он. — Ввязался в Смертельную Битву — ради тебя! Да… позже были инструкции Рэйдена и прочее, но ты — причина… всего! Даже того, что я научился чувствовать…
— Лжешь. Моя смерть всего-то позволила тебе снять маску.
— Нет! Я хотел отомстить Скорпиону…
— О, не упоминай его, — насмешливо фыркнул Само. — Чокнутый фантом… хотя, я тоже своего рода фантом. Только я получил мою награду, а он нет. Он убил меня, но я — счастлив, а он — бродит потерянным болотным огоньком. И кто из нас дурак? Ха… А вот ты лжешь.
— Лгу?!
— Когда-то ты любил меня — это правда. Но я стал чудовищем слишком давно. Нельзя любить чудовище, даже если оно твой брат. В последнее время я сам ненавидел себя, — внезапно его неэмоциональный голос прервался.
Но на лице его была маска, и она скрывала неадекватную для Посвященного Холода реакцию.
— Убирайся, малыш, — подытожил он.
Саб-Зиро ощутил горечь и какую-то трепещущую боль, что перекрыла трахею, мешала дыханию…
(и озноб — как пожирание изнутри… как предательство! Воистину Коцит — днище ада, моя Стихия и мой брат прокляли меня…)
— Само, — тихо сказал он. Избегая встречаться глазами с промороженной до основания сетчаткой брата. — Да. Ты действительно был чудовищем. Но я все равно любил тебя. Ты волен убить — или прогнать меня, хотя я не знаю — куда и как идти… но за что? Само, почему ты ненавидишь меня? Ох, ты ведь мой единственный брат!
— Да? — вздернул бровь старший. — Встреча потерянных родственников, ха. Как трогательно. В твоем стиле, малыш. Ты никогда не был настоящим ледяным ниндзя. Ты умело прикидывался — точно маской — невозмутимостью, но ты чувствующий… ты — не воин. Убирайся.
Судорога свела нёбо. Судорога продиралась под кожей стальным прутом. Кара Лин-Куэй — в геометрической прогрессии…
(почему, Само?)
— Ты прав! — выкрикнул Саб-Зиро. — Я — не воин! Не воин, если называть воинами безжалостные машины для убийств!
— Жалость — это слабость, — скучающе возразил Само.
— Тогда идеальные ниндзя — клятые киборги! Лин-Куэй превращает нас всех в роботов, как обидно, что ты не дожил, братец! Вот бы обрадовался!..
Тьма в зрачках отразила гнев.
(я — поранил его? Ну и пусть, он заслужил…)
— Киборги… что ж, я слышал. И про твоего друга, Смоука тоже. Зря ты покинул Лин-Куэй, они не отстанут… ты уже убедился. Но все к лучшему, а?.. Ведь боль из-за механизации Смоука заменила тебе недостающий компонент воина. Суррогат, да… Хм, я ведь чуть не завидую тебе… ты можешь чувствовать. Я — нет, — он промолвил признание все с той же бесстрастной льдистостью. — Так и не научился. Извини.
(нет… он прикидывается, маска Холода приросла к его лицу…)
— А как же Сарина, Само?! — разыграл козырную карту Саб-Зиро.
Само Хен вскинул голову. Он выпрямился, теперь было заметно, что он смотрится выше и стройнее младшего брата — точно остро отточенный меч. Кто сказал, что мечу необходимы эмоции?
(ты — человек, Само! Не лги мне — и себе!)
— Сарина… ты успел позабавиться с ней, не так ли?
(позабавиться… ох, я же — перешагивающий, черт подери… перешагивая — оглядывайся, через чьи трупы…)
Само уловил болезненно-виноватую гримасу.
— Ты не заботился обо мне, когда спал с ней, а?
(идеальное комбо, прекрасный удар, Само… ты всегда был лучшим, я и не возражаю… туше. Добей)
Добей. И физически — предавшему Честь — смерть. Старый канон ниндзя. Добей.
— Добивать? Сдался ты мне… — ухмыльнулся Само. — Маленький глупый мальчишка, вот ты кто… Да забери ты ее себе… Мертвым не нужны женщины, а мне — и подавно. У меня есть другое. Взгляни.
Саб-Зиро стиснул свои запястья. Он сжался перед старшим братом, и действительно ассоциировался с провинившимся ребенком.
(почему — ему — так — нравится — мучить — меня?!)
— Взгляни, — повторил Само.
Саб-Зиро неуверенно огляделся.
Брат демонстрировал ему целый мир. Мир включал в себя сотни и сотни ледяных статуй — людей, животных, фантастических созданий. В каждой играла искорка — рыжеватая, словно отблеск Коцита… Изваяния поражали совершенством — математичным, какое мог сотворить только крайне уравновешенный человек. Не допускалось неверных линий, ассиметрии или неточных рассчетов. Горгульи приседали строго на две лапы, русалки расчесывали совершенно равное количество "волос", число пятнышек-выемок на шкурах леопардов кратно пяти.
Ледяные статуи были восхитительны — и мертвы.
— Красиво, — сказал Саб-Зиро. Он не кривил душой: Само достиг тотального художественного могущества, а "неживость" — просто иллюзия… правда?
