Огляделись. Батя перелез через ограду, чуть походил, и определился:
— Тут вот. Свободное место, и — видишь, недалеко могилы солдат, погибших при освобождении Мувска во вторую мировую. Хорошее место. Достойное.
Держать в руках настоящее боевое оружие было очень приятно. Это даже не обрез бинелльки, это много круче. Батя показал, как взводится затвор — клином, «горбом» выпирая вверх; как в длинную наклонно расположенную рукоятку вставляется длинный же блестящий магазин с желтенькими патрончиками 9Х19. Сходящиеся почти на конус пули, не тупоносые, как желуди, пули ПМ. Люгер сидел в руке как влитой. Батя и сказал, что одно из основных достоинств этого пистолета — то, что линия прицеливания, осевая линия ствола находится близко к руке — оттого, мол, и почти нет эффекта подбрасывания при выстреле, — очень точная машинка, говорит… Все показал, только на прямой вопрос «Откуда?…» ответил туманно «Эхо войны…»
Я сидел верхом на ограде с батиным люгером на колене и пас окрестности, усиленно вертя головой по сторонам. Чего стоит безалаберность в вопросах безопасности мы все уже очень четко уяснили.
Батя с Толиком выкопали могилу. Пригодился и устосов клевец — рыхлить землю, как киркой.
Когда все было готово, тело Устоса перенесли через ограду и положили рядом с могилой. Душновато пахло землей. День обещал быть опять жарким. Впрочем, уже день, — скоро полдень.
Постояли над ним. Как бы надо было что-то сказать. Я с надеждой поднял взгляд на батю. Толик тоже уставился на него выжидательно.
— Ну что тут сказать, ребята… — с усилием «включился в тему» батя, — Вот ведь как получается… Мало мы его знали. Я даже и имени-то не знаю… Устос и Устос… А, Серый?
— Дима.
— Да неважно уже. Вот как в жизни бывает. Не ожидали от него, — а он натуральный героизм проявил. Толпу отморозков сдерживал столько времени… Потом сам — в последний и решительный бой!
— Мне сказал, чтоб не лез. Ты, типа, не умеешь…
— …В бою проявил себя как боец и герой. Сделал все что мог. Достойная смерть, если в смерти вообще есть что-то достойное, в чем я лично сомневаюсь… Но перед смертью он сказал, что это лучший день в его жизни. И где-то я его понимаю. Для чего живем?…
Он посмотрел на нас. Я лишь пожал плечами. Толик тоже сделал некое неопределенное телодвижение.
— Во многом — чтобы реализовать себя. Вот индусы считают, что если ты в жизни выполнил свое предначертание, — то в следующем своем воплощении займешь более высокую ступень. Был воином, — станешь… брамином там, или вообще магараджой. Не важно. Важно, что человек реализовал свои потенции. Может вчера, в этом бою, Устос и проявил все то, ради чего он жил и стремился всю свою жизнь: защищать и сражаться. И, надо сказать, сделал это на пятерку с плюсом… Что ж… Если есть какое-то последующее воплощение, — то он точно заслужил более высокую ступень; а если есть Валгалла, куда попадают души погибших бойцов, — то он точно будет в ней…
Батя помолчал и вполголоса добавил:
— Тот кинжал у него из руки так и не вынули, — с оружием в руках умер. С оружием и похороним.
Он опять помолчал и ожидающе посмотрел на нас. Я ничего говорить не мог, — меня опять душили слезы.
Толян потоптался и выдавил из себя:
— Че тут скажешь… Жил клоуном, а умер как герой. Аминь, типа…
У запасливого предусмотрительного бати нашлись и веревки, на которых тело опустили в могилу. Кинули по горсти глины и песка на белеющий в глубине белый флаг с красным драконом… Толик стал споро закапывать могилу, меня опять отправили бдить по сторонам; а батя достал из машины гладкую фанерку и фломастер.
Вскоре на месте могилы возвышался аккуратный холмик. Батя охлопал его со всех сторон своей малой саперной, потом обложил, насколько получилось, срезанным с этого места дерном. Колышком укрепил в изголовье фанерку, на которой написал: «Устос. Рыцарь, боец, защитник. Погиб в бою» — и дата. У меня опять защипало в носу и на глаза навернулись слезы.
Потом батя принес из джипа захваченную с собой большую сумку, в которой раньше возили косметическую продукцию в регионы, а в недавнее время — с которой занимались мародеркой. Достал из нее и положил на могилу помятый и поцарапанный щит, с отметинами от ударов; и обломки меча — в бурой, засохшей крови.
Постояли.
— Вот теперь, вроде как, все… Единственно… — он вопросительно посмотрел на брата. Тот вынул наган.
— Давай ты, я патроны поберегу, — согласно кивнул батя.
Толик поднял ствол в небо. Три выстрела щелкнули как хлопки новогодней петарды.
Уже в машине на обратном пути батя спросил меня:
— Ты там вообще никого не заметил?
— Да было, — отвечаю, — Ну, прохожие. Пару человек за все время. Из соседнего дома кто-то из-за занавески сек, — я видел, занавеска двигалась. Я туда пестик показал, — там и успокоились. А так, вообще…
— У тебя не было ощущения, что кто-то нас пасет со стороны кладбища, из-за деревьев?
— Да вроде как… Вообще — да! — я поежился, вспомнив и вправду ощущение чьего-то взгляда из зеленых зарослей.
— Место там удобное… Для засады. И вообще, там можно плотно сесть, если с гарнизоном, — местность вся простреливается, если деревья поспиливать, — не отрывая взгляда от дороги, откомментировал Толик.
Когда мы вернулись к дому, процесс бегства жильцов был в разгаре. По лестницам тащили сумки и модные чемоданы на колесиках. Около подъезда, при распахнутых дверях, грузилась машина; несколько человек навьючивали коробки и тюки на допотопные, видать еще 90-х годов, двухколесные ручные тележки. Стояли сумки и баулы, чемоданы. Царила предотъездная суета. Народ почти в полном составе делал ноги.
Как всегда оставили машину у въезда во двор и прошли пешком к подъезду. Батя с одобрением покивал суетящимся соседям по подъезду.
— Правильно — правильно, ловить тут больше нечего. Раз отбились, — человека потеряли. Другой раз может повернуться совсем плохо…
— Сами-то что? Остаетесь?… — с подозрением отозвалась какая-то тетка.
— Остаемся… Пока — неопределенно ответил батя, и тут же, громко:
— Граждане! Послушайте меня! Вот какое дело! Уходите — оставляйте ключи. Мне. Мало ли что может случиться! Воду прорвет, пожар. Стекла побьют. Оставляйте! Не обещаю, что беречь ваши апартаменты будем изо всех сил, — но по возможности присмотрим.
— Ага, им оставишь, — а оне потом всю квартиру вынесут! — достаточно громко буркнула та же тетка.
— Граждане! — делая вид, что не услышал ее высказывания, вновь возвысил голос батя, — Если кто хочет, чтоб за его квартирой присмотрели, — оставляйте ключи. Кто не хочет — ваше право. Это ваше имущество, ваши квартиры, и, как вы понимаете, ложиться костьми, чтобы преградить кому-то путь к вашим мебелям мы не станем. Если вы считаете, что запертые замки — достаточно надежная защита, — это ваш выбор. Я, повторюсь, ничего не гарантирую, но если кто ключи оставит, — обещаю за квартирой присмотреть. Смотрите сами…
