— Сто раз ее на фотках видел, а не думал, что такая здоровая, — пробормотал Лабус.
Он имел в виду вентиляционную трубу, которая возвышалась над всем окрестным пейзажем. Полосатый красно-белый цилиндр был окружен каркасом жесткости, состоящим из штанг и шести горизонтальных дисков.
— Почему встали? —- спросил я.
— Штурмовики могут быть где угодно, — ответил Бугров, не оборачиваясь.
Лабус напомнил ему:
— Ты говорил, мы в тылу у них появились, они нас вообще прощелкали.
Монолитовец оглянулся. Его лицо расцвело, лоб разгладился, мне даже показалось, что узкие прямые губы едва заметно изгибаются — офицер улыбался.
— Скорее всего, штурмовиков здесь нет, но лучше перестраховаться.
— На проекции пусто, — сказал я. — Хотя после того бассейна с водой БТС может глючить.
Бугров выглянул опять и наконец решил:
— Это ненадежное укрытие, надо переместиться. За мной!
Может, оно и было ненадежным, но башенка хоть немного прикрывала нас от ветра. Как только мы побежали, сразу стало холоднее. Ветер уже не просто дул — бил мощными резкими порывами, сек лицо каплями и снегом. Ступни утопали в мутно-белой поземке, стелившейся по крыше, как плотная, дрожащая на ветру простыня. Белесая сухая крупа горками накапливалась у бордюров и стен. По небу совсем низко неслись облака — казалось, верхушка трубы погружена в них.
Низко пригнувшись, мы взобрались по скошенной части крыши. Пробежав немного, свернули. Ветер нес снежную пелену, норовил сбить с ног. Бугров тремя длинными прыжками вырвался далеко вперед. Нам осталось преодолеть последнюю небольшую лесенку у самого основания трубы.
На пути откинулась крышка люка, и тут же почти в центре проекции БТС зажегся красный кружок. Высунувшийся по пояс сектант с серебристым шевроном на плече направил автомат в спину Бугрова, но я с разбегу налетел на монолитовца, выбил оружие. Нога зацепилась за крышку, я упал на самом краю крыши. Оттолкнув Аню, Лабус врезался в стоящую вертикально крышку, придавил сектанта и сам не удержался на ногах.
Я заскользил по мокрой наклонной поверхности, Втянув ноздрями воздух, попытался рывком выбраться наверх, не смог, съехал почти на метр, глянул через плечо — далеко в серой пелене виднелись присыпанные снегом контейнеры и асфальтовые дорожки между ними.
Напарник упал, ударившись о люк, приподнялся, схватился за крышку и несколько раз сильно толкнул, ударяя застрявшего в проеме штурмовика.
— Лабус! — проорал я. — Аня!
Пальцы скользили, я съезжал. Бугров побежал обратно, не рискуя стрелять на таком расстоянии из «Сааба»: осколки могли задеть всех.
Монолитовца в распахнутом люке видно не было, он провалился. Аня бросилась ко мне, Лабус, отпустив крышку, тоже. Проехав на животе, они ухватили меня за руки и потащили.
Когда Бугров подбежал к люку, оттуда возникла фигура штурмовика. Сильным ударом он сбил офицера с ног, тот упал, тут же вскочил и ударил Бугрова кулаком в челюсть; монолитовец опрокинулся навзничь. Штурмовик бросился на него, Бугров поднялся, и в холодном зимнем свете тускло блеснули лезвия ножей.
Лабус с Аней почти вытащили меня наверх, когда в люке возник второй штурмовик.
— Пригнитесь! — заорал я.
Встав на колени, выхватил «файв-севен». Костя растянулся на крыше, дернул Аню вниз, и я начал стрелять над их спинами, сжимая пистолет обеими руками. Голову штурмовика защищал шлем, но на такой дистанции остроконечные пули пробивают кевлар. Шлем вмялся, от него разлетелись влажные розовые ошметки с белесыми осколками височной кости. Я продолжал стрелять, пока сектант не упал. Над крышкой люка показался третий, взмахнул рукой и скрылся. К нам покатилась ручная граната. Костя крутанулся на одном колене, отфутболил ее — глухо стукаясь о бетонные выступы, граната закатилась куда-то за бордюр. Аня начала приподниматься, но я подбил ее руки, уложив обратно. Громыхнуло, взвизгнули осколки. Лабус крякнул и схватился за плечо.
—- Зацепило? — крикнул я, вставая.
Он рыкнул что-то, прижимая ладонь к ране, перекатился за бетонный выступ, неподалеку.
— Давай к нему! — крикнул я Ане. — Спрячься!
Бросив разряженный пистолет, вскинул «М4», выпрямился во весь рост. В люке мелькнула тень, и я открыл огонь короткими очередями. Высекая искры, пули рикошетили от свинцовой крышки, ударялись в бетон, влетали в круглый проем.
Мелкими шагами приближаясь к люку, я кинул взгляд поверх прицела. Бугров и штурмовик кружились в потоке снега, то сходились ближе, то отскакивали. На фоне полосатой трубы посверкивали клинки. Шаркали подошвы, черные ботинки разбрасывали по бетону снежную крупу, резкое «хэк!» разносилось над крышей. Из люка никто не показывался. Прекратив стрельбу, я поднял винтовку выше, попытался поймать в прицел штурмовика. Тот будто ощутил что-то, быстро переместился вбок, я дернул за ним стволом… В прицеле мелькнул силуэт офицера, потом опять его противник. Короткими шагами я. приближался к люку и монолитовцам. Надо стрелять, но слишком опасно, зацеплю Бугрова.,..
Он поймал штурмовика на контрвыпаде, поднырнув под нож, вонзил клинок в подмышку. Штурмовик упал на колени, Бугров выдернул нож и всадил в шею. Подпрыгнув, пнул в грудь, опрокинул противника навзничь и метнулся к надстройке рядом.
Место, где он только что находился, пересекла длинная полоса трассеров — из люка появился третий сектант.
Я уже стоял над ним. Опустив ствол, вдавил спусковой крючок, «М4» дважды выстрелила, раздался глухой щелчок: магазин опустел. Пули выбили автомат из рук штурмовика. Он подпрыгнул, мелькнул серебристый шеврон, в шею вцепились сильные пальцы. Противник дернул меня вперед и вниз, ударив коленями о круглую свинцовую крышку. Я врезал стволом ему по голове, а он саданул меня кулаком в висок. Мир поплыл, темнея…
Щелчок, треск, пронзительный писк.
Проекция, ярко вспыхнув, свернулась в слепящую точку, прожгла мозг. Штурмовик все еще душил меня я вытянул руки, схватил его за голову. Густо-красные дрожащие буквы загорелись в сознании:
МСК:
…готов к работе
[инициирована
адреналиновая
капсула]
Я закричал — показалось, что падаю в гулкую пропасть без дна. Бетонные поля вокруг полыхнули огнем. Проекция погасла, модуль соматического контроля заглушил остальные элементы БТС. Тело прошила молния — вдоль хребта, взрывая позвонки на своем пути. Я захлебнулся силой, яростью, злобой. Сердце лопнуло, забрызгав легкие кровью, перед глазами возникла голова штурмовика, я видел ее очень четко и ясно: резко очерченные скулы, прямой нос, очки, низкий лоб, черная сфера шлема. Казалось, его лицо находится прямо передо мной, и в то же время — очень далеко. Мои руки, сильные и длинные, как у великана, протянувшиеся на километры, сжали его голову. Крепче. Еще крепче. Шлем затрещал. Мир полыхал красками, каждая снежинка стала слепящей искрой света, небо расцвело огнями.
