Это длилось одно бесконечное мгновение — а потом сверкающий мир начал гаснуть. Я нажал сильнее, рванул и отпустил, превратив шею сектанта в кашу из раздробленных хрящей и позвонков. Он провалился обрат но в люк, а я упал на бетон, содрогаясь от боли. Из носа в такт ударам сердца выплескивалась кровь.
Я пополз прочь от люка. Пространство то становилось ярче, то затухало, пульсирующий звон наполнял голову. Подбежавший Бугров схватил меня за ворот жилета и потащил куда-то, затем отпустил. Я сел, увидел Аню, высунувшуюся из-за бордюра, и Лабуса — он бежал к нам с гранатой в руке.
— Накатим по триста? — крикнул напарник.
— Не глядя! — проревел офицер, все еще не отошедший после ножевого боя со штурмовиком. Голос его искрился весельем, щеки пылали румянцем — теперь Бугров был жив, по-настоящему жив!
Вес ручной гранаты — приблизительно триста граммов. Я поднялся на трясущихся ногах, широко расставил их, чтоб не упасть. Рядом с люком лежали два убитых мной штурмовика, снег таял в луже крови. Бугров с Костей бросили в отверстие четыре гранаты, офицер врезал ногой по крышке, та стала опускаться, неторопливо сдвигаясь на рычагах. Костя вдруг выкрикнул что-то и отпрыгнул назад. Из сужающегося проема высунулся ствол стрелкового комплекса, грохнул выстрел, и двадцатимиллиметровая граната врезалась в грудь Бугрова.
Рвануло одновременно и под крышкой, и сверху. Массивный свинцовый диск сорвало с рычагов, а монолитовца отбросило на край крыши, с которого я едва не соскользнул недавно. Перевернувшись набок, он приподнялся на локте. Посмотрел на рану в груди, сел и протянул руку, медленно заваливаясь назад. Я бросился к нему, упав на живот, схватил за кончики пальцев. Взгляд офицера был полон удивления. Серые губы шевельнулись, и Бугров прошептал:
— Курортник… Они меня убили.
Дождь и снег падали на него, капли стекали по шлему и лицу.
—- В Монолите много миров, — прошептал он. — Я видел в нем такое, чего люди не способны даже представить.
— О чем ты? — прохрипел я, мучительно пытаясь удержать его на краю.
Тихий голос едва доносился сквозь завывание ветра.
— Я видел межэфирные корабли, горящие над Mapсом. Видел, как лучи си-энергии сверкают во тьме у Каабы. Но с моей смертью все эти мгновения потеряются во времени. Исчезнут… — Он махнул другой рукой, сжал ее в кулак, пытаясь поймать сеющиеся с неба капли. — Исчезнут, как слезы под дождем.
— Что? — выдохнул я, ощущая, как пальцы в перчатках выскальзывают из моей хватки.
Они выскользнули — Бугров завалился назад и поехал по скату крыши — все быстрее, быстрее… исчез из виду в серой пелене. На плечо легла рука, я повернулся — это была Аня. Вместе со мной она посмотрела вниз. Раздались шаги, из пурги вышел Лабус, постоял над нами, глядя через край, повернулся и ушел. Я поднялся на колени, опираясь на плечо девушки, выпрямился, помог встать ей. Когда мы пошли к трубе, Костя уже стоял у ведущей вверх лестницы. Он сказал: «За мной давайте», — и полез. Аня поддерживала меня. Шатаясь, я плелся дальше. Сказал ей:
— Лезь, я за тобой.
— А если свалишься? — возразила она. — Нет, давай, я последняя.
У меня не было сил возражать. Достигнув нижнего диска, напарник остановился, глянув вниз, и махнул рукой. Я кивнул, подобрал винтовку, лежащую у развороченного взрывом люка, перекинул ремень через голову. Повернулся кругом, отыскивая взглядом пистолет. То ли он соскользнул вслед за Бугровым, то ли замело снегом — попробуй найди теперь.
Поставил ногу на нижнюю перекладину и ухватился за штанги, но, преодолев несколько ступеней, обернулся. Бетонная пустыня раскинулась вокруг — нигде никого, лишь мертвые тела лежат возле темной дыры люка. В потоках снега едва виднелись крыши вокруг. Я стал подниматься.
* * *
Встав на краю последнего, шестого, диска, я взялся за вертикальную штангу и посмотрел вниз. Зона погрузилась в снежную полумглу, я едва различал дома Припяти, причальный комплекс, темно-серую ленту реки и лес вокруг. Пустынные земли уже начали промерзать, ветер гнал над ними снеговые облака, все дальше и дальше, к Кордону. В пурге темной громадой высился башенный охладитель.
— Есть, — сказала Аня сзади.
Она застопорила трос на катушке лебедочного механизма, теперь все было готово к спуску.
— Выдержит? — спросил я.
Стоящий возле края площадки Лабус пожал плечами.
— Эту штуку для ремонта трубы использовали, там же фильтры внизу. Работяг здоровых выдерживала, инструменты, запчасти — значит, и нас выдержит.
Мы посмотрели друг на друга, и я спросил:
— Ты как?
Подумав немного, он ответил:
— Пулемет потерял. Без него хреново.
— А у меня проекция вырубилась. - Почему?
Я похлопал по шлему.
— Отключилась вся система. Сработал один модуль, когда я тому штурмовику чуть башку не раздавил, и потом все заглохло.
— Так подожди, а как же мы теперь? Я без пулемета, ты без этой БТС своей?
— А что ты предлагаешь? Назад, что ли, лезть? Лабус подошел ближе, глянул с края, присвистнул и покачал головой.
— Нет, Чапаев, назад я не поплыву…
Аня встала рядом со мной, губы ее дрожали от холода. В порыве ветра девушка покачнулась, переступила с ноги на ногу и схватилась за меня. Я обнял ее за плечи.
— Сколько сейчас времени? — спросила она.
— Десять.
— Тогда надо спускаться быстрее.
— Знаю.
Я посмотрел в лицо Ани. И отчетливо понял: я хочу, чтобы она осталась со мной. До самой смерти.
— Не ходи вниз, — сказал я, . Она подняла глаза.
— Что? Ты опять об этом.,.
— Не ходи. Останься здесь.
— На таком холоде? Я замерзну.
— Я высох, пока бегал. Да еще адреналин в кровь выплеснулся —- мне жарко. Отдам тебе свою куртку и…
—- И что? Что мне делать здесь? — Она топнула ногой» — Торчать на трубе, на Зону смотреть? Сколько? А если вы не вернетесь? Алексей, это глупо! Куда мне потом…
Она что-то еще говорила, но я не слушал — и сам уже понял, что сказал ерунду. И дело даже не в холоде. По дискам и штангами подняться легко, наверняка снизу вскоре пожалуют гости. Она должна остаться — но не здесь. Вершина вентиляционной трубы — слишком холодное и опасное место.
Блеснула молния, холодный свет разгорелся в снежной пелене и погас. Над ЧАЭС прокатились приглушенные раскаты.
— Леха, у тебя что осталось? — спросил Лабус. — У меня два магазина, забирай. И все, больше вообще ничего;
— А я один «файв-севен» у люка забыл. Хорошо, во втором полный магазин. И еще один есть, к винтовке. И четыре гранаты. И нож.
